— Короче, сейчас отсюда пойдет священный дым от небесного гару-гару. Такой обычай, — возвращается Нюк к кретинскому языку, указывая на отверстия в стене камеры, пока гость с открытым ртом рассматривает внутренность шлюза, довольно потрепанную и ржавую. — Рот закрой.

Парнишка послушно захлопывает хлеборезку. Облака газа окутывают нас, приканчивая чужеродную микрожизнь. Абориген оглушительно раз пять подряд чихает, но в целом не паникует и ведет себя довольно спокойно. Закончив с обязательной программой, мы с Нюком стягиваем сферы и вот тут бедолага аж приседает от испуга.

— Это головной убор, как твой сноп, — поспешно поясняю я.

— О-о-о, боги так походить на мы… — пораженно произносит тот, разглядывая наши лица и зеленую макушку Нюка. Ага, особенно бог электронных систем, проводов и языков программирования. Вы прям на одно лицо. Даже имена всего на одну букву отличаются.

— Ну, мы же ваши боги, на кого нам еще походить? Все логично, — пожимает плечами тот.

— А почему у ваша борода не расти? У меня вот не расти, еще рано.

— Не положено богам по статусу, — отрезает Нюк и шепчет мне тихонечко: — Как трехлетний ребенок по развитию, честное слово… Интересно, он понял, что ты другого пола? Он вообще знает, что так бывает?

— Остальные недалеко от него ушли, — машу рукой я, припомнив устроенную вождем и шаманом потасовку на почве культурных ценностей и власти. — А старина Шухер вон до сих пор в земных полах с трудом ориентируется, хоть теоретически и знает, что это такое. Не то что его акселератный отпрыск… тот-то сразу смекнул, что к чему, и к Цилли щупала свои покатил. В лоб лучше не спрашивать, у парня и так явный перегруз новой информации.

Чтобы сильно не травмировать наивную психику экскурсанта, а заодно и нашего пилота, в рубку — святая святых корабля, мы его не ведем. Коридоры, спальный отсек, кают-компания — и хватит с парня. Хоть бы Вражонок из медблока не высунулся, обморок тогда гарантирован. Демонстрируя свою каюту, по просторности не слишком далеко ушедшую от хижины старейшины, бортинженер невероятно расщедривается, выуживает из Рори пакет с остатками мармеладок, чудом спасенных от прожоры-лимбийца, и угощает племяша.

— Гару-гару, вкуснятина, — объясняет он, пока тот с сомнением вертит желейного осьминога в замызганных пальцах, у которых чистые только кончики — от облизывания.

— Какое странное чувство… Наверное, то самое, родственное. Хочется накормить его и засунуть под душ, — тихонечко и как-то мрачно делится впечатлениями Нюк, пока абориген чавкает мармеладками.