Цилли этот вариант тоже кажется более привлекательным, но ракеты на борту закончились еще до прыжка в эту галактику, а на шлюпе зарядов к пушке и до полета не было.

— Давай огнемет быстренько соберем, — предлагает светоч инженерной мысли.

— А если амазонки окажутся принципиальными и без затей поотрывают всем башки со словами «так не доставайтесь же вы никому»? — скептически хмыкаю я.

— А что нужно делать? Я легко обучаюсь, — щебечет Тася, искренне расстроенная захватом мужской части экипажа в плен. Голодают там, бедняжки, наверное!

— А вот черная дыра его знает, что нужно делать, — чешу в растрепущей макушке я. Это действительно загвоздка — Тасю можно натаскать на что угодно, но вот голимая импровизация — далеко не самая сильная сторона искусственного интеллекта ее поколения. И что я, балда, сама лично список конкурсов девам не составила?

Тут в столовую, еле влача щупальца от тяжкой душевной драмы, умирающим лебедем вползает Шухер.

— У-у-ужинаете?! — с драматическим надрывом вопрошает он, заламывая верхние конечности и шумно принюхиваясь. Слезы пузырями выползают из его ушей и стекают по медузообразной тушке, оставляя мокрые дорожки. Студенистый живот трепещет от праведного негодования:

— И аппетит у вас не пропал! А бедный запуганный ребенок бродит один по чужому, враждебному миру! — патетически восклицает Шухер и обессиленно стекает на стул, свесив поникшие, словно гребень лакийца после неудачного гона, щупальца. — Земляне, чьи гуманистические принципы так восхищали всех моих предков до двенадцатого колена, не могут быть столь жестокосердны и равнодушны! Капитан и все остальные вполне созрели для спаривания, их организмам это вреда не нанесет. В первую очередь нужно спасать мое несчастное дитя!

— Аппетит и у тебя живее всех живых, умял весь полдник в одно рыло. Ладно, языки у твоего хвостовища без костей и как отсюда до Гингемы длиной, — парирует Цилли. — Но подсыпать в еду членам экипажа всякую дрянь — эт перебор. К тому же из-под ареста сбежал. Кто ему виноват?

— Обречь бедного малыша на лютую смерть из-за детских шалостей, о нет, я этого не переживу, — стонет Шухер и норовит незамедлительно завалиться в обморок. Эту попытку я пресекаю на корню, тут же плеснув ему в физиономию уже остывший чай из своей кружки. Лимбиец передумывает уплывать в небытие и, встряхнувшись, продолжает надрывно вздыхать и стонать, с надеждой всматриваясь в наши лица — вдруг кто-то да даст слабину?

— Выстави на трап миску со жратвой, мигом прискачет, — фыркает Нюк с набитым ртом. — Я б больше за туземцев переживал, он, может, уже все деревенские котлы языками своими погаными вылизал, в гель для стирки защитных чернил плеснул и младенцев напугал до поносу и заикания.