Он горько улыбнулся в небо, вздохнул:

— Я влюбился в неё с первого взгляда, застыл посреди зала как статуя, глупый пришелец, — губы на миг скривили сдерживаемые рыдания, он глубоко вдохнул, медленно выдохнул. — Она была такая красивая. Фарфорово-белая кожа, тёмносиние, как земные сливы, шёлковые локоны до пояса… я долго не мог поверить, что это натуральный цвет. Выразительные, махрово-жёлтые глаза персидской кошки, которыми она сражала мужчин десять из десяти.

Я попался как младенец, как безусый пацан. Стихи ей писал, стыд-то какой, мне почти семьдесят было, через десяток лет на пенсию, а туда же! Она делала вид, что не замечает, хотя какое там — весь корпус знал, было трудно не заметить, как я на неё смотрю… Улыбалась вежливо, говорила о светском. Мне её представили как министра по делам семьи, что-то вроде нашего управляющего клиниками семьи и детства, только с юридическим уклоном. Я заинтересовался их бытом и философией, она с радостью меня просвещала, водила по разным мероприятиям. Наши отношения стали более близкими, она всё чаще улыбалась мне по- настоящему, а не холодной улыбкой дипломата… я начал думать, что нравлюсь ей, что у нас что-то получится. Наверное, все планы были написаны у меня на лбу, о моей любви знали все, надо мной подшучивали коллеги, жалели — корабль уйдёт через неделю, оставаться на Сонате нельзя, брать с собой туземцев — тем более. Вояки даже делали ставки, успеет у нас дойти до постели или нет. Да я и сам об этом гадал. Однажды мне показалось, что это вот-вот случится, всё было так романтично — уютная гостиница, приглушённый свет, океан за окном… Мы ездили на одно из самых зрелищных событий планеты, брачные танцы вуалевых медуз, они светились разными цветами, их были тысячи, целая бухта переливающихся тончайших неоновых нитей, зрелище действительно завораживало. Она пригласила меня туда потому, что строение клеток этих медуз было сходно со строением клетки биокристалла, я рассказывал ей о своей диссертации… Вечер был волшебным, я не знал, чего ожидать от ночи, строил невероятные предположения, — профессор улыбнулся, поджал губы: — Она смогла меня удивить. Как только мы оказались вдвоём в комнате и убедились, что все окна закрыты, а коммы отключены, Риона завела разговор об Империи. Очень серьёзный разговор, она говорила так уверенно, что я сам увидел нашу экспедицию со стороны — равнодушные всесильные полубоги, не желающие помочь умирающей планете всего лишь потому, что им интересно посмотреть на её агонию.

Она кричала и обвиняла, била посуду, плакала… а потом очень тихо села на пол и рассказала о том, что у неё больная мама, почти умирающая, а она тут с пришельцем на праздник поехала. И ещё тише попросила меня синтезировать всего одну дозу вакцины, только одну. Для умирающей мамы. А у них на Сонате отношения в семье совсем не как в Империи, там родителей любят и заботятся.