– Останься, – сказал Андрей, обнимая меня со спины.

   Я подалась назад, положила голову ему на плечо. Его тепло, его горячие руки, дыхание, щекотавшее шею…

   – Нет, – сказала я коротко.

   – Тебе не понравилось? – нарочито скорбно спросил он, и подул мне в ухо.

   – Отчего же…– ответила я, тепло улыбаясь. – Но я не готова к серьёзным отношениям.

   – Но ты покидаешь Океанию не завтра, – сказал он на это.

   – Не завтра, – согласилась я.

   Какое– то время нам снова стало не до слов, а потом мы лежали, обнявшись, а за длинным окном догорал закат, наполняя комнату жемчужным сиянием. Мелодично и сладко пели арахноптериксы, забавные мелкие тварюшки, помесь паука и птеродактиля. Их мерцающие паутины обвивали кусты на веранде, светясь в полумраке зелёным и синим.

   Андрей провел ладонью по моей спине, отмечая теплом старые шрамы.

   – Бедная Энн, – сказал он. – Вся полосатая…

   – И в крапинку, – отозвалась я. – Полосатая в крапинку.

   – Женщине на войне не место, – заявил он.

   – Где– то я это уже слышала, – отозвалась я. – Бабы в десанте, всех оптом на гражданский транспортник и в тыл, крестиком вышивать.

   – Конечно! Мы – добываем мамонта, вы – его жарите.

   – Что есть мамонт? – поинтересовалась я.

   – Гора мяса!

   – А. Гора мяса – это хорошо…

   Женщины– пирокинетики не служат. За редким исключением. В космодесанте девчат хватает, но пирокинетиков среди них мало. Одна– две на тысячу, если не на десять тысяч. Не потому, что их дар слабее, а потому, что такой у них уклад жизни. Воспитать пирокинетика может только такой же пирокинетик, одного генокомплекса в ДНК здесь мало. Причём нераскрывшийся дар короткого срока жизни не отменяет, такие дела. Вот женщины и воспитывают. Им хватает забот без военной службы…

   – Ну, а всё– таки. Почему же ты пошла на войну? Не хочешь, не отвечай, – быстро поправился он, заметив мою реакцию.

   – Враги сожгли родную хату, – бледно улыбаясь, объяснила я.