Утром мы собрались на парад. На комической станции утро и вечер – условны, дань привычному суточному режиму сна и отдыха. Половина народу на станции живёт по ночному распорядку, половина по дневному, ночь и день неотличимы друг от друга. Но весь жизненный график привязан к стандартному времени, которое отсчитывается по суточным циклам Старой Терры, и потому в разговоре сохраняется: ночная смена, дневная прогулка, вечерний рейс, утренняя пробежка.

   Стандартное время принято основным для всех космических объектов. Очень удобно. Ночь на пересадочной станции в локали Ратеене совпадает с ночью на станции Кларенс, синхронизирована вся сеть межзвёздных GVS и локальных MVS Федерации, и можно представить себе, какой дикий хаос начнётся, если каждая станция станет жить по времени главной планеты своей локали или по своему собственному времени.

   В торжественные дни прямо полагалось открыто носить все свои награды; у Ане были значки медицинской службы Ласточки: Орден Доблести и Знак Почёта, федерального, правда, значения. А мне пришлось достать свой Солнечный Крест. Я получила его за Соппат, в возрасте, который мало кто назовёт зрелым; позже, читая материалы по Соппату, я наткнулась на подробные описания, за что… и запоздалым ужасом поползли по спине мурашки. Не хотелось верить в то, что это было когда– то со мной. Я почти не помнила ничего. Но принимать отстранённо изложенное в обезличенном файле военной библиотеки Альфа– Геспина не получалось.

   – Ого, – сказала Ане с уважением.

   – Да… – неловко ответила я. – Так вот вышло… Соппат, Ане.

   Она подняла брови в удивлении.

   – Так вот почему ты так яростно говорила тогда! Но, погоди, сколько же тебе было лет? Двенадцать?

   – Десять, – бледно усмехнулась я. – Но видишь, какая штука… У меня обнаружилась опухоль в мозгу… и флотские целители отказали мне в паранормальной коррекции: для них это оказался безнадёжный случай. Лечили паллиативно, нейрохирургией. И я, понимаешь… я попросила врачей, чтобы заодно убрали память. Не телепатически, любой телепатический блок можно вскрыть или ослабить. А чисто физически чтобы убрали те части мозга, ответственные за память о Соппатском исследовательском центре. Я не хотела помнить всё то дерьмо. Мне пошли навстречу. А это…– я коснулась ладонью Креста, – это теперь со мной. Адмирал Гартман лично вручил, тогда тоже был парад. Парад помню. Всё, что было до – нет.

   – Ох, Энн, – сочувственно выговорила Ане, приобнимая меня за плечи. – Досталось же тебе…

   Не люблю жалость. Не люблю, когда кто– то жалеет. Всегда хочется стиснуть зубы и заорать. Но у Ане получалось настолько добро, настолько <i>исцеляюще</i>, что хотелось пить её щедро льющиеся чувства, как живую воду прозрачного родничка.