Предполагаемое время поиска: 71 час, плюс-минус 20 часов. Оно является лишь прогнозом, но не оценкой времени, подтвержденной информационным бюро. Оценка времени будет…»

Форд швырнул доклад на груду бумаг, загромождавшую его старомодный стол. Дураки, идиоты! Не понять с первого взгляда, что выводы доклада отрицательные – и они еще называли себя психографами!

Он закрыл лицо руками, и на него навалилась смешанная с разочарованием усталость.

Лазарус постучал по столу рядом с собой, используя в качестве молотка рукоятку бластера.

– Не прерывать выступающего! – прогремел он, затем добавил: – Говори, но коротко.

Бертрам Харди отрывисто кивнул.

– Еще раз повторяю – эти особи, которых мы видим вокруг, не имеют никаких прав, которые были бы обязаны уважать мы, представители Семейств. Нам следует иметь с ними дело тайно, посредством хитрости и лжи, а когда мы наконец укрепим наши позиции – и посредством силы! Мы не в большей степени обязаны заботиться об их благополучии, чем охотник – предупреждать свою добычу. Так…

В задних рядах кто-то засвистел. Лазарус снова ударил по столу, призывая к порядку, и попытался высмотреть источник свиста.

– Так называемое человечество разделилось надвое, – невозмутимо продолжал Харди. – Пора это признать. С одной стороны хомо вивенс[27], мы сами… с другой – хомо моритурус[28]. Их дни сочтены, и их ждет судьба больших ящеров, саблезубых тигров и бизонов. Для нас не больше смысла в том, чтобы смешивать с их кровью нашу живую кровь, чем пытаться совокупляться с обезьянами. Мы должны тянуть время, рассказывать им любые сказки, заверять их, что мы искупаем их в фонтане молодости, – и когда эти две естественным образом противостоящие друг другу расы сойдутся в битве, победа будет за нами!

Никто не аплодировал, но Лазарус заметил неуверенное выражение многих лиц. Идеи Бертрама Харди противоречили многолетним представлениям о мирной жизни, но слова его, казалось, звучали пророчески. Лазарус не верил в судьбу; он верил… в общем, не важно – но ему стало интересно, как выглядел бы брат Бертрам, если сломать ему обе руки.

Встала Ева Барстоу.

– Если именно это Бертрам подразумевает под выживанием наиболее приспособленных, – с горечью проговорила она, – то я предпочту жить с антиобщественными элементами в Ковентри. Однако он предложил некий план, и, если я с ним не соглашусь, мне придется предложить другой. Я не приму никакого плана, который потребует от нас жить за счет наших несчастных скоротечных соседей. Более того, мне теперь ясно, что само наше существование, сам простой факт наличия у нас богатого наследства в виде долгой жизни вредит душе этих бедняг. Из-за нашего долголетия и наших больших возможностей все их усилия кажутся им тщетными – любые, кроме безнадежной борьбы против неизбежной смерти. Само наше существование подрывает их силы, наполняя их паническим страхом смерти. Так что я предлагаю план. Давайте раскроем себя, расскажем всю правду и попросим свою долю на Земле, какой-нибудь небольшой уголок, где мы могли бы жить отдельно. Если наши несчастные друзья захотят окружить его высоким барьером вроде того, что вокруг Ковентри, пусть так и будет – даже лучше, если мы никогда не встретимся лицом к лицу.