Я поддерживал хорошие отношения с соседями, поэтому мы взяли с собой только ручное оружие. Я – топор, Хельги – меч, а два карла, что пошли с нами, несли копья. Мир как будто очистился после ночной бури, и солнце ярко освещало длинную мокрую траву. Я видел густую изгородь вокруг двора, лоснящихся ухоженных коров и овец, дымок, поднимающийся через дымоход, и понимал, что в жизни моей все довольно неплохо. Беспокойный западный ветер разметал волосы моего сына Хельги, когда мы отошли от земельного участка за гребень холма и приблизились к воде. Странно, насколько хорошо я помню все, что произошло в этот день. По какой-то причине он застрял в памяти, в отличие от любых других дней.

Когда мы вышли на прибрежную полосу, волны сильно били о берег, а все море, вплоть до самого края мира, было покрыто бело-серыми полосами. Несколько чаек кричали, летая у нас над головами, напуганные выброшенным на берег добром. Я заметил, что на берег выбросило не пару веток, а целое бревно, должно быть, с какого-то корабля, который перевозил лес и разбился в ночи. Это была очень полезная находка, хотя я, будучи осторожным человеком, понял, что нужно было совершить жертвоприношение, чтобы дух владельца не вздумал меня преследовать.

Мы спустились вниз и начали затаскивать бревно в сарай, когда Хельги внезапно вскрикнул. Я бросился за топором, одновременно пытаясь рассмотреть, что привлекло его внимание. Тогда мы еще не знали кровной мести, но ведь изгои существовали всегда.

Этот же выглядел вполне безобидным. Он плелся по черному песку и казался совершенно безоружным, так что я даже удивился, что же с ним произошло. Крупный, странно одетый мужчина – на нем была куртка, штаны и ботинки, как и у любого человека, однако весьма любопытного кроя, а штаны в нижней части у него удерживались гетрами, а не ремешками. И я никогда раньше не видел такого странного шлема: он был практически квадратным, спускался вниз, чтобы защитить шею, но на нем не было никакой защитной планки для носа, а на голове он удерживался с помощью кожаного ремешка. И уже совсем трудно поверить в то, что шлем не был металлическим, однако же представлял собой цельнолитой кусок!

Когда он нас увидел, то побежал хромающей походкой, замахал руками и что-то закричал. Этот язык я никогда раньше не слышал, хотя много где бывал. Он больше походил на собачий лай. Я видел, что он хорошо выбрит, коротко пострижен, так что его можно было принять за франка. Он был довольно молод, красив, с голубыми глазами и обычными чертами лица. По его коже я смог понять, что большую часть времени он проводил не на открытом воздухе, однако сложен он был основательно, как взрослый мужчина.