— Пойдем!

Ей теперь не нужно ничего на словах растолковывать — она мысли мои читать научилась. Вырывается девчонка и говорит:

— Нет, Люка! Я на свалке прятаться не буду! — И гордо так: — Что я, крыса?

Смотрю я на нее внимательно и начинаю понимать: нет теперь прежней Антарес, другая девчонка передо мной. Не пришибленное насекомое, какой я ее три дня назад знал, а гордый маленький человечек. Стоит прямо, вытянулась в струнку, грудки из-под маечки воинственно так топорщатся. И глазки ее умные, темные, блестят. Красивая! Наверно, когда она зверя одолела и силу свою почувствовала, тогда и изменилась…

Порадовался я за нее, конечно. Только ведь одной гордостью и выставленными грудками от смерти не спасешься! И решаю пожестче с ней себя вести:

— Ну, — говорю, — не хочешь, как крыса, прячься, как крот! В подземелье уходи! Только копы сейчас ребят моих допросят и узнают, что ты в метро прячешься. И начнут зачистку тоннелей!

Антарес ножкой топает и выдает:

— И в метро я больше не вернусь!

Ну, думаю, это уже хуже, соображалка у девчонки от всех волнений совсем плохо работать стала. Но не стал орать: стою, думаю, как убедить ее глупостей не делать.

А она вдруг снова приседает и шепотом кричит:

— Вот рохля! Дура! Не вижу ничего вокруг! В одно уперлась, как баран, в Трущобу эту! — И мне: — Люка! Беги! Копы сейчас из станции выходить будут! Они сюда от метрополии по тоннелям шли! Меня искали! — И за голову хватается: — Боже мой! Сколько они этих несчастных в наручники заковали!

— Кого, психов? — спрашиваю глупо. Ну, кого, кроме них, в тоннелях копы еще могли встретить? Только этих, сумасшедших. А раз полиция делает плановую зачистку, то арестовывает всех, кто под руку попадется. И всех несчастных, которые в метро по норам расползтись не успели, сейчас к станции ведут.

Но дело-то не в психах — дело в Антарес!

Я подскакиваю к ней и хватаю за плечи:

— Бежим, дурочка! Бежим! Из Трущоб бронетранспортеры едут, из-под земли сейчас киберы вылезут! Бежим на свалку — там спрячемся!

А она глаза зажмурила — из-под ресниц слезы капают — и головой сильно-сильно мотает:

— Нет, Люка! Нет! Я не пойду! Не знаю почему — не пойду! Мне людей этих, ума лишенных, жалко, и ребят твоих, они хорошие!

— Так ты спасешь их, что ли, дура?! — надрываюсь я. — Т е б я здесь ищут! И тебя потрошить потом будут в трансплантационном центре. А ребят и психов отпустят на все четыре стороны — кому они нужны!

Так я и не узнал, смог бы ее увести или нет. Не узнал. Потому что слышу — за спиной гвалт страшный поднимается, плач и визг. Оборачиваюсь — мама моя! Из-под земли по станционной лестнице наверх ряды психов карабкаются, ряд за рядом, ряд за рядом, и нет им конца, и все эти сумасшедшие — в наручниках! Руки к небу вздевают, визжат, рыдают, балаболят что-то свое, возмущенное, и оглядываются испуганно. И тут из темной дыры выхода из метро раздаются громкие приказы — грубые человеческие голоса орут и рев киберов их перекрывает: