Светлый фон

Лейтенант склонил голову перед Петром, и тот смог начать:

– Танкред Тарентский, вас призвали предстать перед нами, чтобы вы ответили за свои недавние действия, и в частности за трагические события сегодняшней ночи, которые сами по себе дают основания для созыва данной внеочередной сессии Совета. – Он сделал паузу и продолжил: – Прежде всего, солдат, должен сказать, что с самого начала этого путешествия я слышал о вас чаще, чем мне бы хотелось. Ваше происхождение должно бы обязывать вас подавать безукоризненный пример; однако же, напротив, вы с редкой настойчивостью выставляете себя напоказ…

– И самым пагубным образом! – влез Роберт, которого уже сжигало нетерпение.

Петр испепелил его взглядом, не сделав замечания за то, что его перебили, и продолжил:

– До нас регулярно, причем из различных источников, доходили рапорты о вашем недисциплинированном поведении, в частности в связи с трагическим делом о смерти мадемуазель Манси, но также и о ваших граничащих с богохульством высказываниях или же о сознательном разрушении военного оборудования. Остановлюсь на этом, список еще длинный.

Воспользовавшись паузой в речи Петра Пустынника, Танкред захотел защититься:

– Бо́льшая часть этих обвинений всего лишь клевета, сеньор претор. А что до обоснованных, я легко могу оправдаться…

– Замолчите! – тут же прогремел глава Совета самым повелительным тоном. – Хотя все эти действия предосудительны сами по себе, не они привели вас сюда. Долгое время благодаря вашему положению и послужному списку Совет проявлял к вам снисходительность, но сегодня ваше поведение перешло все границы! Вы пошли на убийство, причем особы уважаемого советника Роберта де Монтгомери, члена Совета.

– Уважаемого? – не удержался от иронии Танкред.

– Осторожней, молодой человек! – прорычал Петр Пустынник голосом, в котором клокотала едва сдерживаемая ярость. – Не испытывайте моего терпения, или же вы окажетесь в камере без всякого дальнейшего рассмотрения!

– Его подручный был отъявленным бандитом, – попытался оправдаться Танкред, указывая пальцем на Роберта де Монтгомери, – он…

– МОЛЧАТЬ! – заорал Петр с выпученными глазами. – ХВАТИТ!

Редко можно было увидеть, чтобы духовный вождь крестового похода до такой степени потерял самообладание. Никто в зале не смел шелохнуться. Поняв свою ошибку, в знак почтения Танкред опустил голову. Роберт был на седьмом небе: его враг топил себя сам, даже не нуждаясь в посторонней помощи; встревоженный Годфруа поглядывал на дядю обвиняемого, который, казалось, внутренне кипел. Зная Боэмунда так, как его он знал, герцог подозревал, какие адские муки претерпевает гордый сицилийский нормандец при таком публичном унижении.