В сильнейшем раздражении Годфруа воздел руки к небу:

– Полно, господин де Монтгомери, прекратите наконец постоянно прерывать молодого человека! И не считайте Совет стадом баранов, все знают, чего стоят эти «легионеры»!

Герцог Нормандский в ярости повернулся к фламандцу:

– Взвешивайте свои слова, Годфруа, вы говорите о признанной Ватиканом полицейской службе!

– Немедленно прекратите!

Доведенный до крайности Петр Пустынник снова был вынужден повысить голос, чтобы положить конец перепалке в Совете. Возникла неловкая пауза, за время которой он постарался успокоиться, прежде чем заговорить.

– Сеньоры, – заявил он торжественным тоном, – я требую, чтобы вы прекратили подобные сцены. Я больше не потерплю такого рода пререканий. Мы собрались на внеочередное заседание Совета крестоносцев на борту боевого папского корабля НХИ. Призываю вас вести себя подобающим образом!

Чтобы придать вес своим словам, он медленно обвел собравшихся взглядом, после чего вновь обратился к Танкреду:

– Итак, вы утверждаете, что вы не случайно столкнулись с Арганом в коридоре, а застали его в момент совершения акта жестокости по отношению к двум бесшипникам?

Ему не понравилось использованное Танкредом выражение «насильно мобилизованные», однако в данном случае упрекнуть того было не в чем, поскольку оно широко использовалось, в том числе и властями.

– Именно так, отец мой. Я вмешался, чтобы остановить подлое нападение, и тогда по приказу Аргана легионеры обратились против меня. И мне пришлось защищаться.

Если в самом начале чувство несправедливости придавало его речи убедительную силу того, кто вынужден сражаться ради выяснения истины, то теперь в его голосе проскользнуло колебание. Он заранее знал, что на этом этапе рассказа ему придется солгать Совету; представлялось невозможным признаться, что, прежде чем напасть на легионеров, он не прибег ни к предупреждениям, ни к увещеваниям – пусть было совершенно очевидно, что это ничего бы не дало. Он скрестил руки на груди, чтобы никто не заметил их легкой дрожи.

– Я знаю, что технику метабоя запрещено применять вне полей сражения, но прошу вашего снисхождения с учетом того, что я оказался один против шестерых противников. И можете мне поверить, что они дрались, не соблюдая никакого кодекса чести.

Не сводя с него глаз, Петр Пустынник поудобнее устроился в кресле.

– И это оправдывает лишение человека жизни?

– Разумеется, нет, отец мой, – признал обвиняемый, стараясь, чтобы его ответ прозвучал как можно смиренней. – Смерть Аргана стала несчастным случаем, я ее не хотел. Вместе с тем я считаю, что с моей стороны это была законная самозащита: когда я сражался с двумя легионерами, Арган набросился на меня с ножом с ионизированным лезвием. Мне удалось высвободиться in extremis, и я отвел его руку. К несчастью, собственная инерция толкнула его на лезвие. Вот так он и погиб.