Да направляет нас на всех путях // Его десница, та, что, проникая // в сердца людей, их и мягчит, и греет! // Она оберегала наш поход, // Она в пути преграды понижала; // Она срезает горы, сушит реки, // Она и зной, и стужу умеряет; // Она ветрам вещает плен и волю, // Она обуздывает ярость волн; // Для нас разносит в прах твердыни вражьи, // Для нас уничтожает вражьи рати
Снова молчание. Танкред сидел, опустив голову и молитвенно сложив руки.
– Однако же успокой свою душу, – заговорил священник более теплым тоном, – ибо сегодня ты сделал главный шаг: ты понял, что впал в ересь и пошел по пути греха. Тебе еще потребуется время, чтобы завесы ослепления полностью разошлись, но повторяю тебе: сегодня ты осознал свои заблуждения, а это самое главное.
– Да, отец мой.
– Повторяй за мною, сын мой: Mea culpa, mea maxima culpa. О Господь мой, читающий в моем сердце, припадаю к Тебе в покаянии. Сожалею о своих ошибках и в будущем отвергаю всякий грех и всякое постыдное действо. Mea culpa, mea maxima culpa, в Тебе моя сила и опора, и я буду бдеть, дабы не совершить новых прегрешений. Но славить буду Тебя всякий час с чистым сердцем. Mea culpa, mea maxima culpa.
Mea culpa, mea maxima culpa. О Господь мой, читающий в моем сердце, припадаю к Тебе в покаянии. Сожалею о своих ошибках и в будущем отвергаю всякий грех и всякое постыдное действо. Mea culpa, mea maxima culpa, в Тебе моя сила и опора, и я буду бдеть, дабы не совершить новых прегрешений. Но славить буду Тебя всякий час с чистым сердцем. Mea culpa, mea maxima culpa
Танкред слово в слово повторял все, ударяя себя правым кулаком в грудь.
– А теперь ступай с миром и не забывай: тот, кто не следует за шагами пастыря, рано или поздно всегда низвергается в пропасть. Ты Miles Christi, твой священный долг – служить Господу, и никому другому. А главное – не твоей гордыне. В епитимью будешь читать девять раз в день на протяжении девяти дней «Отче наш».
Miles Christi
– Да, отец мой.
– А еще, – несколько заученно добавил кюре, – очень важно, чтобы ты старался укреплять свою веру, а не подвергать ее сомнению. Вера, сын мой, – это не концепция. Ее нельзя ни взвесить, ни измерить. Ты не найдешь в ней никакой логики, никакого конкретного смысла. Тщетно пытаться понять ее, ибо она предваряет разум. Вера есть убежденность в будущем, она и твоя надежда, и твое упование. Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом[88]. Если ты поддерживаешь ее и холишь, она потечет в твоих венах, как огонь в вулкане, она будет оживлять тебя каждое утро и ежедневно давать тебе силы принимать свою судьбу. Вера в Господа, сын мой, – это всё.