Танкред услышал шум в кабинке священника и понял, что тот поднялся, собираясь удалиться.

– Вы… вы не дадите мне отпущения, отец мой?

Человек остановился. Сквозь зарешеченную перегородку Танкред угадывал его силуэт. Тот стоял, немного склонившись вперед: потолок был низким, а человек высоким.

– Не уверен, могу ли я… – начал он с сомнением.

Танкред понял, что кюре в конце концов догадался, с кем он общается, и, возможно, боится совершить ложный шаг, ступив на территорию Петра Пустынника. В конце концов, если глава крестового похода наложил на этого человека наказание, не дело простого священника тут же давать ему отпущение. Танкред с тяжелым сердцем уже готов был выйти из исповедальни, так и не освободившись от грехов, когда человек за перегородкой глубоко вздохнул и произнес:

– Ego te absolvo, mi fili[89].

И, не дожидаясь ответа, вышел из кабинки, хлопнув дверцей.

Оставшись один в полутьме, Танкред несколько долгих минут не шевелился, перебирая в голове все, что сказал ему суровый кюре. Принесла ли ему эта исповедь желанное облегчение, которое должна бы? Нет, он по-прежнему испытывал ту же глубокую печаль, что и придя сюда. Однако поступок кюре, который все же дал ему отпущение, вернул ему и проблеск надежды. Может, еще не все потеряно? Может, если он вновь будет стараться не сворачивать с пути добродетели, вера возродится в нем и он вернет себе душевный покой?

* * *

Терпеливо дожидаясь Танкреда, я устроился на краю нависавшей над Центральной аллеей палубы L, облокотясь на идущий вдоль нее стеклянный парапет. Рассеянно разглядывая бесчисленных прохожих, суетящихся сорока метрами ниже, я вдруг поймал себя на мысли, что мог бы перегнуться еще немного, нырнуть в пустоту, а потом оттолкнуться и устремиться вперед, но тотчас напомнил себе, что я не в Инфокосме. Перемещения в искусственном мире Нод-2 были настолько эффективны, настолько естественны, что я часто сожалел о невозможности применить их в реальности.

Краем глаза я заметил, что ко мне кто-то приближается. Появился Танкред. Я выпрямился, чтобы поприветствовать его, и с улыбкой протянул руку:

– Здравствуй, Танкред.

Даже если в тот момент мне и в голову не могло прийти, чем обернется эта встреча, я сразу понял, что дело неладно, потому что он не стал пожимать мне руку и холодно ответил:

– Ты хотел меня видеть?

Удивленный – и задетый – его поведением, я опустил по-дурацки повисшую в воздухе руку и заговорил, сделав вид, что не заметил скрытой враждебности его тона: