– Главное, что я вижу: они таки заставили тебя прогнуться.

Всего несколько дней назад, услышав такое, Танкред Тарентский взорвался бы от ярости. Но на этот раз я заметил только легкое подергивание плеч.

– Я был не прав, слушая тебя, – сказал он. – С самого начала ты толкал меня к заблуждениям. У тебя извращенный ум, и, вместо того чтобы посвятить свое время служению нашему Господу, ты повсюду видишь зло.

Тут я усомнился в его психическом здоровье. Внезапно у меня мелькнула одна мысль. Танкред себя заставляет. Совершенно очевидно, что он едва верит в то, что говорит, но изо всех сил старается себя убедить. Я представления не имел, зачем он ломает эту комедию, да и мне было искренне начхать. Какие бы мотивы им ни двигали, его поведение по отношению ко мне было просто-напросто мерзким.

– Чушь собачья! – в свою очередь взорвался я. – Ты говоришь о прозрении, но я готов поклясться, что ты бредишь! Это ведь ты пришел ко мне, если помнишь! Их светлость впали в сомнения, их светлость искали ответы на экзистенциальные вопросы, их светлость желали свести знакомство с низшим звеном, с недочеловеками. А теперь ты говоришь со мной, как последний ханжа! Что они с тобой сотворили, чтобы довести до такого?

Я попал в точку. Явно сконфузившись, Танкред снова отвернулся к пустоте и принялся следить за уборщиком внизу, который, отдраивая и без того идеально чистые полы, елозил на своей машинке по тротуарам Центральной аллеи.

– Ты не поймешь, – бросил он, сжав зубы.

– А ты все же попробуй, – возразил я, не склонный отступать так просто.

– Меня предали суду на внеочередном дисциплинарном совете, перед всеми баронами.

– Ну и что? Не ты первый, не ты последний. Все это забудется после ближайшей вооруженной стычки!

– Меня разжаловали. И лишили всех военных наград.

– Что? Каких-то кусочков металла? Все это из-за паршивых кусочков металла?

Он снова повернулся ко мне лицом и наставил на меня палец:

– Черт возьми! Я же говорил, что ты не поймешь, ты же просто кла…

Танкред оборвал фразу, но необязательно быть медиумом, чтобы догадаться, что он хотел сказать.

– Давай договаривай! – прорычал я. – Класс Ноль, да? Ведь я же всего класс Ноль?

– Нет, – воскликнул он, – я совсем не то имел в виду, и ты это прекрасно знаешь! Просто ты не военный и вообще не понимаешь таких вещей!

Я испытал безграничное отвращение. Человек, который неоднократно демонстрировал широту взглядов, который помогал мне и которому я тоже помогал, тот, с кем я шел одной дорогой на протяжении долгих месяцев и кто еще вчера спас жизнь двум моим друзьям, теперь переметнулся в другой лагерь. У меня не хватало слов, и я только сказал: