— А ты, в общем… — он запнулся, подыскивая слова, — кого-нибудь оставила, ну, там?

— Да. Родителей. Четырех братьев. Двух сестер. Шесть теток. Пять дядьев. Двадцать семь двоюродных родственников. Пару троюродных. Да я всех и не упомню.

Билл посмотрел на нее внимательно, пытаясь определить, обиделась ли. Но какие тут обиды? Прошло пятнадцать лет с тех пор, как Летти распрощалась с родней и давно перестала об этом переживать.

— Ты скучаешь по ним?

— Я думаю, без меня им спокойнее. А мне беспокойнее без них — что мне, собственно, и нравится.

— А я по своим родителям скучаю каждый день, — сказал он.

Летти положила руку ему на плечо.

— Я своих оставила сама. Это совсем другое.

Он кивнул.

— Знаешь, хватит делиться сопливыми воспоминаниями. Пошли учиним немножко пекла!

— И какого хрена вам надо?

Летти скрипнула зубами. Не очень хорошее начало для учинения пекла.

Они с Биллом сумели обогнуть армию, зайти с тыла — и теперь стояли у кроваво-красной палатки, изо всех сил делая честное лицо. Здоровенный главный сержант расхаживал перед ними и изображал полнейшего сукина сына.

— Завербоваться, — скромно ответила Летти, сложив руки на причинном месте и глядя простодушным щенячьим взглядом.

— И какого хрена мне брать пару недисциплинированных засранцев прямо перед битвой? — спросил сержант и поскреб щетину.

При этом он спугнул несколько мух, нежившихся под солнцем на изрытых оспой щеках.

— У нас перевес над тем сбродом пять к одному.

— Ну а может, вас убедит вот это? — с ангельской невинностью осведомилась Летти.

Надо отдать сержанту должное: он успел схватиться за меч, прежде чем оказался на земле с кинжалом у горла. Адамово яблоко сержанта болезненно дернулось, ощутив острие.