* * *

Ладно, на уроке русского языка было тяжко. Но самый кошмар был на последнем уроке: на уроке химии. Это было Мамаево побоище! Учитель химии просто растоптал наши робкие попытки своей подавляющей интеллектуальной мощью!

Никогда и подумать не мог, что химия — химия! — может быть таким тяжёлым предметом! Ну и зверь этот новый химик! Ну и зверюга! Сам же объяснить не может, а понимания требует! Да, он, наверное, очень хороший химик, но, чёрт возьми! Он же плохой педагог! Учитель — это не тот, кто знает глубины и нюансы своего предмета, а тот, кто может научить других базовым понятиям! Их же именно этому должны в педагогическом учить! А не тому, как мозги ученикам в узел завязать!

Захваченный этими мыслями, сокрушаясь, что репетитора по химии сам себя лишил, я рассеянно глядел только себе под ноги, нервно вышагивая на автопилоте, и с ходу врезался в кого-то.

— Что…! — возмущённый вопль затух, когда я вдруг осознал, что врезался в девочку. Невысокая, даже миниатюрная, с пепельными волосами, подстриженными коротким «каре», и большими серыми глазами. Я её знаю! Ну, то есть не знаю, но видел. Эта всегда спокойная и тихая девочка ходит в наш клуб героев-стенгазетчиков. Только она всегда такая спокойная и тихая, что в нашем бедламе незаметна. А, вспомнил! Это она тогда вызвалась с Алёной в метро идти, игрушку малышки Рози вызволять! А я даже до сих пор не знаю, как её зовут. А она сейчас смотрит прямо на меня.

Глупо вышло. Человек явно меня тут ждал, на меня смотрел, а я, как слепой танк, тупо пёр точно на неё, пока не врезался. Эк меня уроками контузило!

Девочка привычным движением руки с тонкими пальцами пианистки поправила локон, и уверенно протянула мне свой портфель. С такими портфелями, наверное, ходили мелкие чиновники середины прошлого века. И где она такое откапала? Но главное — я в неё врезался, она протягивает мне свой портфель, и никаких эмоций на спокойном лице! Как будто мы с ней каждый день тут так сталкиваемся.

Я удивлённо смотрю на неё, не понимая, что должен делать. Она спокойно держит в вытянутой тонкой руке подозрительно пухлый портфель. Наконец, я осторожно отмер, и протянул руку к предложенному портфелю.

— Это, типа, мне? — уточнил на всякий случай.

— Нет, это мне, — спокойно возразила она, отдавая мне портфель.

Бух! Эта штука оказалась неожиданно тяжелее, чем я мог предполагать, и я его не удержал.

— Нам по пути, — невозмутимо заявила сероглазая, невозмутимо развернулась, и невозмутимо пошла себе вон. Пришлось мне поднатужиться, и догонять её с этим тяжеленным портфелем.