Милия гневно свела брови, но сам вид Веслава не располагал к спорам: руки обожжены, одежда в пыли, а тик на лицо вернулся.

— Так ведь она может и дойти… до нормы, — заметила Виола, отряхивая с его фуфайки пыль. — Если уже не дошла.

— Не дошла.

Это сказал уже Йехар — он стоял тут же, бледный, с потухшим взглядом, клинок уже вложен в ножны, но соображать странник не разучился.

— Откуда знаешь?

— Мы еще живы.

Такой аргумент перешибить было трудно. Едва ли Чума Миров, вошедшая в фазу зрелости, оставила бы от нас, да и от всей страны, хотя бы косточки.

— Найдем, — ободрил нас Эдмус, бочком огибая странницу и пытаясь ухмыляться. — Ничего, постараемся — найдем… А отличное было зрелище, Веслав! Ты только переигрывал с благоговением на лице, и у тебя все время было такое выражение в глазах, будто ты выпил по ошибке все свои эликсиры и с минуты на минуту отбудешь за блаженством на тот свет.

— Спасибо, — огрызнулся Веслав, рассматривая ожоги. — Где мой плащ, Хаос вас забери, я не вам его разве оставлял?

Я только что вспомнила, что плащ так и остался лежать на трибуне, и торопливо направилась за ним. На душе у меня, несмотря на то, что в своей неприязни к доминессе я как будто была права, было прескверно. Так что же это — выходит, они все знали? То есть, Эдмус все знал как минимум, а Веслав не просто знал — наверняка ведь еще и план продумал, и не обмолвился ни словом. Ах, нет. Словом обмолвился. Говорил же, что очень рискует, когда идет на этот бой, а другого выхода нет. Я-то еще удивлялась пафосу, с которым все это сказано, а он, оказывается, преуменьшал…

Плащ был цел, хотя по нему могли бы пробежаться сотни зрителей, ломанувшихся в разные стороны при виде Чумы Миров. Излишне как-то говорить, что теперь трибуны были пусты. Правда, из-под одной доносился подозрительный цокот…

Я заглянула под трибуну и с мрачным торжеством удостоверилась, что цокот издает наследный домин Стэхан, посредством головы, которая колотилась богато украшенной шапочкой о днище трибуны. Голова, стало быть, тряслась. Всё прочее, кстати, старалось от нее не отставать.

— Здрасьте, — сказала я самым естественным тоном. — А там уже все кончилось, так что можете вылезать.

Судя по глазам — он не поверил. Судя по ним же — преображение кроткой сестрички в здоровущую, явно маньячной направленности тварь, не прошло бесследно для неокрепшей юношеской психики.

— Да вылезайте, вам бояться нечего, — как могла, постаралась я его успокоить. Правда, в голосе прорывались недостойно злорадные нотки, но я старалась давить их в зародыше. — Власть у вас теперь точно никто не оспорит.