И они подошли к большому столу во дворе. Граги тут же утащил лепешку и кружку эля и устроился на изгороди наблюдать за всем. Рядом устроилась лиса, ее темные глаза светились мудростью. На столе стояли молоко и мед, лепешки, эль и сидр, и горы желтого масла такого же, как желтые цветы, распустившиеся у ручья. Рядом были дети и ее друзья, и все, что имело смысл в этом мире — и она снова почувствовала себя счастливой.

— Все ли хорошо у тебя? — спросил Лиэслиа.

— Все хорошо, господин эльф, — ответила она.

— Фиатас вернулись, — вдруг вмешалась Мев.

— Это уж точно хорошо, — сказала Арафель. Она потягивала сидр, и улыбка блуждала на ее лице. — Следите за деревьями, — промолвила она.

— Мы любим их, — ответил Барк. — И ухаживаем за ними.

— А изгороди? — спросила Арафель.

— Они крепко стоят, эльф.

— Это правда, — глаза ее светились, и свет отражался в камне на ее груди. — В следующий раз я привезу вам дикого меда. Граги любит свою плошку и кружку эля, но больше всего он любит поля, о человек. Ради них он трудится. И потому пусть стоят твои изгороди. Но однажды на восходе луны пение раздастся из твоего ручья, и ему не нужны будут ни плошки, ни изгороди, — она отставила кружку. — Да цветут твои ручные деревья, сосед. Да процветают те, кто заботится о них. Да пребудет удача с вами и со всеми теми, кто сам обретет ее.

— Со всеми нашими друзьями, — добавил Лиэслиа, который был немногословен. — А когда вы поедете на юг, я отправлюсь с вами и покажу вам многие чудеса.

— А нам? — тут же спросила Мев.

— Пока еще нет, — ответила Арафель. — Но вскоре, вскоре… А мои дары вам — как они?

Мев грустно посмотрела на Бранвин, и Келли посмотрел с видом, предвещавшим что-то — открытие тайн, долго хранившихся от нее. И сердце Бранвин заныло от взгляда дочери. «Я люблю вас», — хотела сказать она своим детям, но она была обречена любить Ши, зеленую магию, то, что было хрупко и непостоянно в этом мире.

— Я люблю вас, — прошелестели ее губы, и она договорила про себя: — «Даже если мне предстоит потерять вас сейчас».

Они достали свои дары — но то уже были не листья — они превратились в лучезарные камни, полные света.

— Они изменились, — сказал Келли Ши. — Они стали такими в тот самый день.

— Как и Митиль, — промолвила Арафель. — Это было единственное деревце, рожденное во времена человека. Вы несете в себе ее жизнь: она никогда бы не появилась, если б новые Ши не родились на свет. Даже отец ваш не знал, сколь вы бесценны. Теперь в этих камнях заключены ваши сердца; будьте осторожнее с ними, чтобы они сохранились такими, какие есть.