– Ура, Софена! – завопил Ренье. – Узнаю кровь твоей тетки! Натиск, ураган, решительность – и вся эта роскошь в сочетании с девической стыдливостью. Эмери, почему ты молчишь? Ты – негодяй?

– Нет, – сказал Эмери. – Это… очень неожиданно. – Он глубоко вздохнул и закрыл лицо руками. – Я не верил, что со мной такое случится.

– Давай, давай, – азартно шептал Ренье, не сводя с него глаз.

Эмери раздвинул пальцы, глянул на него.

– А ты, конечно, радуешься?

– Я ликую! – сообщил Ренье. – Хочешь, я сам поговорю с королевой? Она меня, кажется, ненавидит. Подозревает во всех возможных преступлениях. Смотрит знаешь, как иногда девочки в ее возрасте: как будто все ребра тебе мысленно пересчитывает. Я должен произвести на нее хорошее впечатление. Свадьба вполне сойдет как повод.

– Ренье, – сказал Эмери, – если ты не замолчишь, я тебя убью.

– Жду, – кратко обронил Ренье.

Эмери подошел к Софене, взял ее лицо в ладони и поцеловал в послушно закрывшиеся глаза.

– Софена, я хочу жениться на тебе, – сказал он.

Она потерлась о его ладони щеками и носом и тихо засмеялась.

– Какой у вас хороший брат, – сказала она. – Возьмем его завтра на репетицию?

– Ни за что, – прошептал Эмери ей на ухо. – И вообще, завтра никакой репетиции не будет. Послезавтра, никак не раньше.

* * *

Праздник для обладателей Знака Королевской Руки должен был начаться вечером, а утром того же дня Ренье получил пакет. Маленький сверток доставил ему мальчишка, которым обычно помыкали дворцовые служанки. По обыкновению, этот сорванец ровным счетом ничего не мог объяснить. Просто буркнул: «Вот, велели передать» – и удрал.

Ренье осторожно развернул пакет. Внутри оказалась наволочка на маленькую подушку – из тех, что кладут на сиденье кресла или под локоть. Ее украшал гобелен, вытканный довольно поспешно, крупной нитью, однако не без искусности. С первого же взгляда Ренье, сам умевший «рисовать иглой», определил работу мастера.

Гобелен представлял собой мужской портрет. Ренье отошел на несколько шагов, любуясь подарком.

Сперва Ренье подумалось, что портрет изображает его брата, придворного композитора, и только миг спустя до него дошло: неведомая дарительница, несомненно, выткала образ его самого, Ренье!