Конечно, парень знал, что однажды он женится – и появятся такие же крикливые дети. Знать-то знал…

Таня очень удивилась – парень рядом с ней лежал бревно бревном, какие-то мысли бродили и зрели у него в голове, а ведь она своими глазами видела – он и ладный, несмотря на малый рост, и бойкий, и разговорчивый. Такого, чтобы парень, лежа с ней рядом, язык проглотил или слова растерял, еще не случалось. А этот и рукам воли не давал!

– Что же ты, миленький? Или я тебе не хороша? – обиженно спросила Танюша и сразу поняла, что ступила на верный путь. – Или я стриженая какая-нибудь, или тоща, как смертный грех? Или у меня личико черномазое?

Она взяла руку парня и провела его ладонью по своей щеке.

– Ты косу мою приподними! Два фунта весит! Если не такую – то какую ж тебе косу надо?!.

Мач коснулся рукой волос девушки, пальцы сами добрались до шеи, а Танюша уже целовала его в щеку, уже искала его губы, и лихая мысль вспыхнула в голове у растревоженного парня: ну и пусть будет ребеночек! Всем назло!

– Миленочек мой, жизненочек!.. – услышал Мач. – Вся твоя буду, вся твоя!..

В каком-то отношении ему с пылкой Таней повезло: опытная насчет объятий и поцелуев, она ненавязчиво направляла его руки и губы куда следовало, и все сейчас было для него открытием, и пуще хмеля были те жаркие слова, что обжигали ухо…

Вдруг в риге стало светло.

Таня ахнула и окаменела.

Под низким потолком висел огненный шар.

И в шаре том Мач увидел почти человеческую физиономию.

– Ишь, куда забрался… – проворчал голос.

Мач уже удирал однажды от этого шара, ломился сквозь кусты, и до сих пор не понимал, как это его занесло в еловый сухостой. Он вскочил с мешков и кинулся прочь. На сей раз шар за ним-таки погнался!

Когда горячее ядро ударило под коленки, Мач завопил. Ноги оторвались от земли, жар охватил тело – и вопль, рожденный ужасом, от ужаса же и оборвался.

В ушах засвистело.

Очнулся он на лесной поляне, перед вековой елью. Ее ветви начинались довольно высоко, и под ними, как в шатре, расположилась компания старух. Мач видел только их лица, потому что огненный шар, сильно потускнев, висел в воздухе чуть ли не между взлохмаченных голов.

И старухи были совсем голые, ужасные в своей наготе.

– Пусть они объявят свой язык главным! Пусть они вообразят, что их язык в смертельной опасности! – говорила страшная старуха прямо в глиняный горшок, который держала в руках, а прочие кивали и бормотали вслед за ней, как бы запоминая. – И гонят прочь всех, кто не говорит на этом языке!

– А потом у них станет рождаться все меньше детей, и все больше будет стариков, ничего не соображающих стариков! И эти старики пусть будут решать судьбу своего народца!.. – выкрикнула туда же другая старуха.