– Всё?
– Мессир, до Пятидесятницы мы уйдем от вас, если вы не станете нам опять платить, как обещано.
И тут Симон взрывается.
– Никуда вы не уйдете! Грозить он мне вздумал! Ублюдки! Никуда вы отсюда не денетесь! Опозорить себя хотите?
– Мессир, это вы себя опозо…
Но Симон кричит Алендроку, чтобы убирался с глаз долой, покуда не побит.
Алендрок насупился, с места не сдвинулся. Граф Симон орет на него, не стесняясь, как на провинившегося холопа. Того и гляди вправду бить начнет.
Наконец так молвил Алендрок де Пэм:
– Не я один от вас хочу, чтобы слово вы сдержали, мессир.
Симон буркнул:
– А вы всем передайте то, что от меня слышали.
– До Пятидесятницы, мессир, – говорит Алендрок.
И уходит, оставляя Симона истекать пеной бессильного гнева.
Молчание тянется долго. Наконец Симон вздыхает, опускает плечи и говорит тулузскому епископу, от которого не имел духовных тайн:
– Одно знаю: или я брошу Тулузу себе под ноги, или…
И замолкает, усмехаясь.
– Или? – осторожно напоминает Фалькон.
Симон заключает отчетливо, почти с весельем:
– Или она меня убьет.