Но ведь лаз, если не знаешь точно, что ищешь, практически ненаходим! А? На него практически не выйти! Более того, в лаз нельзя попасть, если по другую сторону тебя не ждут.

То есть, в общем, опасаться нечего, кроме того, что Фрика, возможно, с кем-то переспала и теперь у нее в чреве ребенок. Ну, это мы скоро узнаем. Вряд ли. Она не в том возрасте, чтоб вот так, молниеносно забеременеть. Хотя — кто знает!

Но сначала, перво-наперво, прежде, чем думать о чем-нибудь другом, следует проверить — версию об этом одиночном — или не одиночном? — походе в Вантит. Кто, что, и зачем.

— Благодарю вас, друг мой, — сказал Фалкон. — Обязательно навещу вас, как только немного освобожусь.

Музыкант поклонился и вышел, а Фалкон, схватив колокольчик, позвонил.

— Через полчаса, — сказал он курьеру, — я хочу видеть здесь Риту.

* * *

В столице было три дюжины художников, которых можно было разделить на две группы — настоящие и ненастоящие. Кто-то из них изучил историю живописи в Кронинском Университете и внимательно прочел все, что по поводу живописи сочли нужным сказать предшественники (в основном ерунда и позерство). Кто-то учился у современников, иными словами, доходил до всего сам. Кто-то быстро освоил всю техническую премудрость жанра, кто-то, будучи уже профессионалом, путался в колорите, композиции, и тематике, а в перспективе путались они все. Единой теории построения перспективы не существовало в живописи. Но все это не имело отношения к тому, является ли такой-то художник настоящим или нет.

У ненастоящих художников выбор натуры и ее трактовка были понятны. Что портрет, что пейзаж — всем, кто присматривался, было видно, почему автор выбрал именно этот угол, и здесь высветлил, а здесь подтемнил. С настоящими дело было сложнее — даже они сами редко могли определить, почему они делают то-то и то-то в своих полотнах, а когда пытались, было видно, что они просто вдохновенно врут.

Вряд ли ненастоящий художник смог бы оценить сорокапятилетнюю высокую Риту — больше, чем слава и деньги, ненастоящих интересовал престиж среди мещан. В данный момент в моде были двадцатилетние взбалмошные, лохматые девахи с недостаточно четко обрисованными формами.

Роквел был настоящим художником, и частично поэтому разговор между ними проходил в студии, далеко за полночь, после веселого дня и бурного вечера.

— Нет, рисовать меня не надо, — сказала Рита, нежась на теплой влажной простыне. — Не надо меня рисовать, не надо.

Роквел отложил уголь и набросок, запахнулся в халат, и присел на край постели. Он стеснялся своей полноты и наготы, что очень забавляло Риту. Частично разговор проходил здесь, потому что Роквел понравился ей сразу — гладкий, круглый, с длинными волосами, говорящий угрюмые глупости, и время от времени поправляющий рукава шелковой куртки, обнажая необыкновенной мужской красоты запястье, не успевшее еще, в силу молодости, заплыть жиром.