Мне было все равно, какому богу достанется моя душа. Я хотел только, чтобы прекратилась боль.

— Отдай мне жизнь, которую можешь отдать, прежде чем умрешь.

Стервятник говорил голосом маленькой ворчливой старушки. У меня не было сил, чтобы придумать внятный ответ. Это не имело значения. Я умирал.

Проклятье! Я сбился со счета. Я начал снова с тысячи пятисот. Я помнил, что до этого числа добрался точно. Рядом прожужжала муха. Я поднял руку, чтобы ее отогнать. Не отвлекаться. Сердце глухо стучало у меня в груди, и я ощущал, как кровь толчками движется по всему телу.

Досчитав до пяти тысяч, я слегка приоткрыл глаза. Веки едва слушались. Я увидел пыль и чахлый кустарник. Я не знаю, сколько еще я пролежал, прежде чем сдался и признал, что не собираюсь умирать прямо сейчас. Боль оставалась сильной, а когда я сел, мир завертелся так отчаянно, что меня едва не вырвало. Три собравшихся вокруг стервятника встрепенулись, когда я пошевелился, но к тому времени, как головокружение прошло, вновь уселись неподалеку от меня. Это были крупные птицы, а их красные сережки наводили на мысль, что они едва оторвались от кровавой трапезы. Прежде я никогда не замечал, что у них желтые глаза.

— Уходите прочь, — пробормотал я.

Я ждал ответа, но так и не услышал. Один из них подскочил на три шага, склонил голову набок и уставился на меня. Я посмотрел на него в ответ.

Довольно много времени спустя я поднял руку, чтобы еще раз ощупать рану, оставленную пулей. На затылке запеклась кровь. Моя рука стала липкой и черной.

«Не смотри. Не думай об этом».

Я огляделся по сторонам. По крайней мере за полдень. На дороге было пусто; все отправились в форт на приветственную церемонию. На помощь рассчитывать не приходилось.

После пяти неудачных попыток мне удалось удержаться на ногах. Не очень уверенно, но я стоял. Я снова огляделся. Дорога была на месте, но дальше перед глазами все расплывалось. Я не мог решить, в каком направлении находится форт, а в каком кладбище. Меня шатало. Если только я найду повозку, Утес отвезет меня домой. Голову я повернуть не мог. Приходилось медленно разворачиваться всем телом. У меня ушло довольно много времени на то, чтобы понять, что ни Утеса, ни повозки рядом нет. Я был серьезно ранен, возможно, умирал, но должен был идти пешком.

Но внезапно мне сделалось все равно.

Я пошел. Не слишком быстро. Я двигался вдоль разбитой дороги. Перед глазами у меня все плыло. Где-то по дороге я заметил, что мне придется придерживать брюки — ремень ослаб, но я никак не мог сосредоточиться, чтобы его застегнуть. Я вцепился руками в пояс штанов и поковылял дальше.