– Господин Нан! Народ требует суда над теми, кто высосал его кровь и мозг. Я не скрою от вас, что Чареника – мой давний враг, и мне приятно знать, что мои враги – отныне враги народа. У вас есть папка на Чаренику и прочих: почему бы не зачитать ее завтра в соборе?
– Не знаю всех обстоятельств, – осторожно сказал Нан, – может быть, эти документы уже у Арфарры.
Шимана пошевелил свою чашечку.
– Ужасно, – сказал он. – У этих, на площади, язык без костей! Станут говорить, что вы, мол, уже договорились с Арфаррой, купили свою жизнь ценой этих бумаг.
– Не думаю, – поспешно сказал начальник «парчовых курток» Андарз. – Там целая папка касается меня, и если б эти документы были в руках Арфарры, он бы нашел способ зачитать эту папку прямо с трибуны собрания.
Нан молчал. Шимана помахал принесенной бумажкой.
– Шесть часов назад, – сказал он, – в Голубом Зале самозванец Арфарра предложил государю восстановить вас в должности. Негодяй Чареника так и закричал: «Нан и Арфарра сговорились за счет блага народа!»
Нан молчал.
– Все дело упирается в документы, – нетерпеливо сказал еретик. – Что скажут, если вы откажетесь их огласить? Скажут, что вы еще надеетесь на примирение с дворцом!
Внезапно Нан вынул из рукава записку и протянул ее Шимане. Записку ему бросил в толпе какой-то из агентов Арфарры. Арфарра предлагал меняться: Нан отдает сундучок с документами, а взамен получает сына.
Андарз всплеснул руками:
– Какая дрянь! Отдайте ему бумаги!
Шимана внимательно прочитал записку и порвал ее.
– Ничего Арфарра с вашим сыном не сделает, – возразил Шимана. – В крайнем случае отрежет… чтобы тот не мог быть императором.
Слово, употребленное еретиком, было непозволительно грубым.
Первый министр побледнел от бешенства.
– Вы думаете, – сказал он, – мы достаточно сильны, чтобы уже ссориться?
– Я думаю, господин Шимана, – сказал Андарз, – что сын Нана и государевой кузины, – единственный, помимо государя, ныне живой отпрыск государева рода, и вам стоит упомянуть об этом на вечернем заседании. А господин Нан за это отдаст бумаги, касающиеся вашего врага Чареники.
На этом и порешили.