— Да подавись ты этой рубашкой, скотина! — с ненавистью и отчаянием прокричала она. — Только отпусти его!

Саврянин и сам уже разжал руки, поднялся. Жар остался лежать на траве, красный от борьбы и унижения.

— Сволочь, — простонал он, языком щупая зубы.

— Дурак, — не глядя огрызнулся Альк. — Нечего было нарываться.

— А что, молча стоять и глядеть, как ты мою подругу обижаешь?

— В следующий раз не полезешь.

— Полезу! — Жар с кряхтеньем поднялся, снова стиснул кулаки, хотя его пошатывало. — Ну, давай!

— Пошел ты… — Саврянин, похоже, начал жалеть о своей вспышке. Поморщился, прижал запястье ко лбу, словно борясь с приступом головной боли. С горечью бросил: — Да что вы вообще понимаете!

— Что ты либо конченый мерзавец, либо чокнутый!

Альк вздрогнул, отнял руку ото лба.

— Я. Не. Чокнутый, — резко изменившимся голосом сказал он.

— Значит, мерзавец! — в запале подхватила Рыска.

— А это ваши проблемы, а не мои.

— Тогда мы… мы… — Девушка лихорадочно поискала, чем его осадить, — и поняла, что только одним, уже до того затрепанным, что повторять стыдно: — Мы тебя дальше не повезем!

— Тогда я вам с лекарем помогать не буду. — Было видно, что Альку безумно хочется ее придушить, оседлать корову и поскакать в Шахты. Но он прекрасно отдавал себе отчет, что обратное превращение может произойти в любую щепку, и уж тут-то ему не поздоровится.

— А иначе будешь? — изумилась девушка.

— Да. Но не голышом же.

— Нет, он точно чокнутый, — убежденно сказал Жар, натягивая шапку. Девушка заботливо похлопала его по кафтану, сбивая пыль. — То спорит до хрипоты, то на людей кидается — а потом соглашается как ни в чем не бывало.

— Еще какой-то вор будет меня поучать, как себя вести. — Альк вскочил на Смерть, так стиснув ее коленями, что коровенка выпучила глаза и встала как сказочный «лист перед травой». Шпорой тронь — в полет сорвется. — Ну, поехали, нечего время терять. Неизвестно, сколько его у меня…