Митька, не спуская с него глаз, подобрался поближе к Синто. Искоса взглянул на князя — но тому сейчас явно было не до Митьки. Повернувшись к кассару, он слушал его со странной, какой-то мечтательной улыбочкой.

Синто все еще лежал лицом навзничь и, хотя дышал часто и хрипло, был, похоже, без сознания. Видимо, князь ударил его сильно… и ведь непонятно, что теперь делать, как приводить в чувство. Сев рядом на корточки, он положил ему руку на затылок, под кромку ошейника. Пальцы ощутили какая-то жилку, что пульсировала быстро и неровно. И Митька неожиданно подумал — а не лучше ли, чтобы он и оставался вот так, в беспамятстве? Ведь если князь не шутил насчет казни… продолжать эту мысль ему очень не хотелось. Но ведь надежда на кассара очень хиленькая. Похоже, князь Диу непобедим.

— Кстати, — оживившись какой-то своей мысли, князь заговорил нарочито медленно, вкрадчиво. — Я вот подумал, что справедливости ради надо бы тебе дать последнюю возможность исправиться.

— С каких это пор ты уверовал в справедливость? — рассеянно спросил кассар. Он зачем-то прислонил к стене свой меч, а сам отошел подальше, почти к самому центру, где клубилась в невидимом стакане багровая масса.

— Я неверно выразился, — признал князь. — Справедливость — это для дураков, умные люди признают лишь интерес. Ну так вот мне просто стало интересно. Вот гляди, и тебя, и этого мальчишку, — палец его указал на распластанного на полу Синто, — сегодня казнят, и казнят мучительно. Я же предлагаю тебе иное. Ублажи Господина мрака, принеси ему мальчишку в жертву — и можешь убираться из моего замка. Можешь даже докладывать обо мне Собранию Старцев — теперь-то все равно. Смотри, и жизнь свою молодую спасешь, и парнишку от мук избавишь. Чик по горлу — и он уже внизу. Змей, как ты выражаешься, кормит. Хотя на самом деле там и не змеи вовсе, но куда уж тебе вместить… Решай, хаграно!

Слово это показалось Митьке смутно знакомым. Странно, вроде и ничего оно не означало по-олларски, но ведь не просто же так! Может, на этом их древнем языке? Он вдруг вспомнил, кто еще так называл кассара. Ну конечно, тот бродячий единянский проповедник, замученный в деревне… как же она называлась? А, Хилъяу-Тамга. Ну и названьице…

А может… Может, и в самом деле лучше кассару согласиться? Раз уж совсем ничего нельзя сделать, раз уж Синто ждет сегодня жуткая смерть… так хоть чтобы без мучений. Синто… Его единственный здешний друг. Если не считать Хьясси, конечно. Ну почему так получается — стоит лишь появиться другу, и тут же его убивают? И каждый раз — для этой скотины, Господина мрака. Вот уж кому Митька охотно плюнул в лицо… если, конечно, у твари оно есть. Что же тогда Единый? Куда смотрит? Если Он такой всемогущий — почему тогда не прихлопнет ядовитого паука?