— А вот попробуй, — сползая по стенке, выкашлял князь. — Тогда всем нам тут и конец. Живая сила там, — махнул он ладонью в центр зала, — на меня заклята. Умру я, лопнет сдерживающая стена, и выльется, всех сожжет. И пацана твоего, лемгну Хайяарова. Ну что, падаль? Победил? Хочешь своему Наставничку смерти, а? Тогда давай, режь меня. Ну?
Харт-ла-Гир вдруг оказался возле Митьки. Рывком поднял его, заглянул в глаза.
— Слушай внимательно. Сейчас ты уйдешь. Не знаю, куда, но беги подальше… Ищи людей Белого Старца, Иргру-Йаро. Он поможет…
— Ты чего-то глупое говоришь, мальчишка, — расслышал его шепот князь. Надо же, умирающий, с распоротым брюхом, истекая кровью — а расслышал. — Никто никуда не уйдет. Стихийные духи перекрыли все выходы, а стража скоро будет здесь. Я, пожалуй, даже не стану тебя убивать сейчас. Отложим до моего выздоровления, и потом уж, в торжественной обстановке…
— Посмотрим, — не оборачиваясь, бросил Харт-ла-Гир, и тут же на ладони его оказался еще один камень, на сей раз янтарно-желтый, со вспыхивающими в его глубине красными искрами. — Это последний из даров Наставника. Митика, сейчас я открою тебе Темную Дорогу. Не знаю, как далеко ты сможешь уйти, но постарайся как можно дальше… не сворачивай в сторону. Хотя тебя будут там всякие сманивать… Ты им не верь, это даже не призраки, а так… пустота… Не сворачивай, сколько сил хватит. Свернешь — тебя выбросит в мир. И если это случится в землях Тмер…
Он сжал камень между ладонями, нараспев произнес очередную абракадабру — и прямо напротив Митьки в воздухе возникло темное пятно. С каждой секундой оно росло, чернело, там, в открывшейся глубине, что-то протяжно дышало, хлюпало, по краям треща, вспыхивали и гасли золотистые искры. И тянуло холодом, но не снежно-ледяным, а гнилым каким-то, точно из подвала, где давно уже разлагается непогребенный труп.
— Иди, Митика! — велел кассар. — Меч, кстати, подбери, может, и пригодится.
— Без Синто никуда не пойду, — звенящим голосом ответил Митька, снизу вверх глядя в страшные, налитые кровью кассарские глаза. — Я друзей не бросаю!
— Эта Дорога не для двоих, — нависая над ним, яростно прошипел кассар. — Только один живой может ею пройти, двое — погибнут сразу.
— Тогда уж лучше здесь умереть. А спасаться одному — западло. Не забыли про Хьясси? Хватит мне этого счастья.
— Паршивец, думаешь, я буду тебя спрашивать?
Отбросив свой меч, кассар одним движением сгреб его, больно сдавил затылок, пригнул колени к подбородку — и легко, словно волейбольный мяч, зашвырнул его в темную дыру.