С той секунды я впал в странное неистовство. К моим рукам и ногам как будто приделали нити, и я превратился в марионетку, управляемую невидимым кукловодом. Мне противостоял человек, который выдавал себя за Автомат. Воистину, теперь я сам стал автоматом в человеческом обличье… Ибо душа моя уже не властвовала над телом, и я понял, что шевелюсь и двигаюсь, как механизм. Мои действия теперь совершались не по моей воле, а словно были вызваны вращением невидимых колесиков и шестеренок. Как марионетка на послушно сгибающихся ножках, я прыгнул к алтарю.

Как шахматной фигурой, не наделенной собственной душой, управляет гроссмейстер, которому нет дела до судьбы пешки, так и мною руководил не мой разум.

На стенке алтаря висел кованый подсвечник с тремя горящими свечами. Мои руки схватили его, послушные командам какого-то невидимого механика — возможно, им был Мельцель, — я сорвал тяжелый подсвечник со стены и с силой ударил им по резной деревянной голове турка-шахматиста, сбив тюрбан и расколов его лицо. Когда лицо Автомата разверзлось, большие глаза его вылетели из орбит. Они были сделаны из венского стекла, и на какой-то краткий миг мой разум освободился от хватки невидимого повелителя, и я успел подивиться мастерству, с которым были изготовлены искусственные глаза. Потом механик снова завладел мною. Я снова — потом еще и еще раз! — обрушил подсвечник на ящик Мельцеля.

Я обезглавил турка. Из его недр донесся тихий стон, и я вспомнил, что чудовищная фигура прячется во чреве Шахматиста. Я пробил деревянный живот и ощутил сладостное удовольствие, когда увидел кровь на кованом подсвечнике… Я ударил еще раз…

Почувствовав запах тлеющей ткани, я обернулся и увидел, что в охватившем меня безумии я разбросал горящие свечи. Одна из них упала на занавес позади алтаря, и тот вспыхнул.

Испуганное существо — сокращенное издание человека — отчаянно пыталось выбраться из ящика Мельцеля. Я еще раз опустил подсвечник, прямо на нечеловеческое лоскутное лицо. Существо застонало и обмякло. Я увидел, как два оставшихся пальца на карикатурном подобии руки разомкнулись. Шахматная фигура — резная деревянная пешка — выпала из них на горящую ткань алтаря.

Безымянный гроссмейстер отпустил мой разум после эндшпиля. Невидимый кукловод обрезал нити. Я перестал быть механизмом.

Развернувшись, я выбежал из охваченной пламенем Монументальной церкви. В портике я столкнулся с высоким белым видением. Это была мраморная стела с именами тех, кто погиб на этом месте в пылающем Ричмондском театре. Мне захотелось добавить еще одно имя к этому списку, имя моего отца Дэвида По.