— Призвав слишком многих? — спросил Кентон.
— Вовсе нет, кровный брат, — ответил Сигурд. — Это был рог колдуна. Рог сна. Он наполнил нас сном, как штормовой ветер наполняет парус. Он обратил наши кости в воду, и алые мечи выпали из наших рук, которые не могли больше держать рукояти. И мы рухнули, поверженные сном, среди тел погибших врагов. Когда мы очнулись, мы были в храме. Мы думали, это тот же самый храм, ибо в нем было темно и те же жрецы в черных одеяниях обитали в нем. Заковав в цепи, они высекли нас кнутами и обратили в рабство. Затем мы узнали, что мы больше не в земле египтян, а в городе, зовущемся Эмактила, на острове колдунов в море, которое, я думаю, находится в мире колдунов. Долго мы были рабами у людей в черных одеяниях, я и мои товарищи, пока они не затащили меня на этот корабль, который бросил якорь в порту Эмактилы. И с тех пор я здесь, прикованный к веслу, взираю на их чародейства и сражаюсь за то, чтобы сохранить свою душу в теле.
— Рог, что навевает сон! — озадаченно повторил Кентон. — Я не понимаю этого, Сигурд.
— Ты поймешь, товарищ, — мрачно ответил Сигурд. — Довольно скоро ты поймешь. Захел хорошо на нем играет. Слушай — началось.
За их спинами послышался глубокий протяжный звук рога. Гул все длился, заползая в уши, и, казалось, касался каждого нерва, успокаивая их самой сущностью сна. Звук тянулся одной нотой, излучая сон.
Глаза викинга горели, пока он пытался совладать со сном. Но медленно, медленно его веки опускались.
Его руки расслабились, пальцы разжались, тело покачнулось, голова упала на грудь. Он осел на скамью.
Рог продолжал гудеть.
Кентон сопротивлялся, как мог, но был не в силах освободиться из мягких объятий сна, смыкавшихся вокруг него. Его тело оцепенело. «Спи, спи», — сонмы осколков сна проникали в него, попадая в кровь, разносясь по венам, по нервам, туманя его сознание.
Ниже и ниже опускались его веки.
И наконец он уже не мог больше сопротивляться. Гремя цепями, он повалился на Сигурда…
Что-то внутри шепотом велело Кентону проснуться, что-то дотянулось до него сквозь пелену волшебного сна и пробудило его сознание. Медленно стали подниматься тяжелые веки, а затем остановились, повинуясь какому-то предостережению. Едва приоткрыв глаза, он осмотрелся. Цепи, приковывавшие к веслу его запястья, были длинными. Во сне он передвинулся и сейчас лежал на скамье, положив голову на вытянутую руку. Он обернулся на палубу из слоновой кости.
Там, стоя на краю, смотрела на него сверху Шарейн. Бледно-голубые вуали, сотканные руками давно уже мертвых ассирийских дев, обвивали ее тонкую талию, ниспадая к стройным ногам, обутым в сандалии. Ее черноволосая служанка Саталу стояла рядом, пока хозяйка, склонившись над ямой, изучающе смотрела на Кентона.