«Я знаю, почему она рассказывает это мне», — подумал Люк.

— Как я оказалась в Институте… это слишком долгая история для усталой, больной женщины. Скажем так, ко мне пришли. Не миссис Сигсби, Люк, и не мистер Стакхаус. И не человек из правительства. Пожилой мужчина. Сказал, что он вербовщик. Спросил, хочу ли я поработать после окончания контракта. Сказал, работа лёгкая, но только для тех, кто умеет держать рот на замке. Я подумывала о новом контракте, но решила, что это предложение выгоднее. Потому что мужчина сказал, что так я буду помогать родине гораздо больше, чем находясь в стране песков. Поэтому я согласилась, и когда они сделали меня экономкой, меня это устроило. Я знала, чем они занимаются, и сначала это устраивало меня, потому что я знала причину. К тому же это шло мне на пользу, потому что Институт, как мафия — как только ты пришёл, уйти уже не можешь. Когда у меня перестало хватать денег на оплату счетов мужа, и когда я начала бояться, что эти стервятники заберут деньги, которые я скопила для моего мальчика, я попросила о дополнительной заработке. Миссис Сигсби и мистер Стакхаус дали его мне.

— Докладывать, — пробормотал Люк.

— Это было легко, как два пальца. Я пробыла здесь двенадцать лет, но доносила только последние полгода или около того; под конец меня начала заедать совесть, и я говорю не только о доносах. Я была равнодушной к тому, что мы называли «курортом», и оставалась равнодушной в Институте, но со временем это начало пропадать, как пропадает блеск у машины, если перестать натирать её воском. Понимаешь, они просто дети, а дети склонны доверять взрослым, которые добры с ними. Они никогда никого не взрывали. Они сами стали жертвами — они и их семьи. Но, возможно, я бы продолжила заниматься этим. Если уж начистоту — а для другого не осталось времени, — то скорее всего. Но потом я заболела, и встретила тебя, Люк. Ты помог мне, но я помогла тебе не поэтому. Во всяком случае, это не единственная причина, и не главная. Я видела, каким умным ты был, гораздо умнее остальных детей, и тех людей, которые похитили тебя. Я знала, что их не волнуют ни твой тонкий ум, ни твоё нестандартное чувство юмора или желание помочь старой больной развалине, как я, несмотря на то, что у тебя могут быть проблемы. Для них ты был всего лишь ещё одной частью механизма, которой попользуются и выбросят. В конце концов, ты пошёл бы тем же самым путём, что и остальные. Сотни детей. Может быть, тысячи, если считать с первого дня.

— Она спятила? — спросил Джордж Баркетт.