Оборачиваюсь. Я всегда любил отца. Но сейчас я его ненавижу.

— Мэтти, — хрипит он, приблизившись ко мне почти вплотную, — я ведь помочь хочу.

У нас похожие глаза. Мы одинаково разговариваем. Одинаково движемся. Но что-то в эту минуту разрывается, связь между нами исчезает. Пять лет назад у меня умерла мама.

А сегодня у меня умер отец.

— Ты просто должен был спросить. — Бросаю я.

— Мэттью.

— Я бы рассказал.

— Так расскажи сейчас, — папа хватается ладонями за мои плечи, — я здесь, я рядом.

Сбрасываю его руки и равнодушно повожу плечами.

— Нет. Тебя здесь нет.

Он собирается сказать что-то еще. Но я схожу с места. Поднимаюсь на второй этаж и скидываю нужные вещи в огромный рюкзак, перекидываю костюм через плечо. Я выхожу из дома под бормотание Дол о том, что я совершаю огромную ошибку.

Мне наплевать на ее слова.

Близкие люди должны доверять друг другу. Они должны верить друг в друга. Никто в этом доме никогда в меня не верил. Я всегда был плохим сыном, плохим братом. Что бы я ни делал, отцу всегда было мало. Хорошие оценки и успехи в спорте — мало. Я подорвал его доверие в тот день, когда попал в аварию, и с тех пор он не прощает мне ничего, будто вместе с капотом машины вдребезги разбились и наши отношения.

Я не хочу ехать к Монфор. Не хочу видеть Джил. До полуночи еще много времени, и я решаю поехать в парк, чтобы оказаться как можно дальше от знакомых лиц. Хотя, они в этом городке повсюду. Куда не сунься. Я припарковываюсь в тени деревьев. Пикап Хэрри неуклюже глохнет, когда я преждевременно снимаю ногу с педали сцепления. Но плевать, на все плевать. Включаю радио, откидываюсь в сидении и прикрываю глаза.

Наверно, я должен чувствовать себя одиноким. Но я не чувствую.

Я представляю, что со мной рядом сидит Ариадна. Та самая, что смеялась на уроках по биологии, та самая, что перевернула с ног на голову мою жизнь; неожиданно я думаю о том, что я скучаю по ней. Да. Впервые за эти два дня я скучаю по Ари. Принимаю, что все же когда-то она существовала и делала мою жизнь не только опасной, но и стоящей.

Я отчетливо вижу ее изумрудные глаза, которые пробивают брешь в моей защите. Я терпеть не могу, когда люди переходят черту, прорываются внутрь моих мыслей. Но я бы все рассказывал Ариадне. Я бы спросил у Ари, что мне делать. А она бы ответила:

— Жить дальше.

И я бы непременно закатил глаза, а потом она бы сжала мою руку. Возможно, меня к Ариадне влекло не потому, что она была жертвой, которую с первого же дня я должен был спасти. Возможно, жертвой был я. Жертвой повседневности, фальши. Я всегда боролся со всеми проблемами в одиночку, Ари ненавидела, когда за нее принимали решения. Но мы с ней почему-то спасали друг друга, и это было приятно. Это делало нас похожими.