– Не представляю, как сказать о твоей смерти Анжелике. Малышка так ждет, когда ты вернешься из

Европы.

– М-да, – задумчиво нахмурил брови я и погрузился в размышления. – Можно ей ничего и не

говорить. Вы живете в другом городе, новости она вряд ли смотрит.

Джим уже несколько раз за время разговора сбрасывал чей-то назойливый звонок, идущий на

мобильный телефон.

– Прошу прощения, но мне нужно ехать.

Я поспешил попрощаться с ним, договорившись созвониться завтра. Мы еще немного поговорили с

Томом, обсуждая варианты известных нам помещений, которые могли бы сойти за лабораторию. Затем,

взглянув на часы, друг извинился и, сославшись на дела, тоже уехал.

Я стал размышлять о том, как сообщу персоналу клиники, что их имена, вопреки ожиданиям, не

войдут в анналы медицины, как они этого вполне справедливо ожидали.

Прошло три дня, а я так и не поговорил с персоналом. Как последний трус, я боялся этого разговора, и

каждый день находил массу причин в очередной раз отложить его.

Наконец, набрался смелости и попросил Тома собрать всех в ординаторской. Том привез меня на

инвалидном кресле, и я, заняв место с удобным обзором на всех присутствующих, начал свою тщательно

подготовленную речь:

– Шесть лет назад, когда с каждым из вас подписывался договор о сотрудничестве, я обещал, что

ваша работа будет очень хорошо оплачиваться, и я сдержал слово. Обещал, что вы получите наилучшие

условия и новейшее оборудование для исследований, и я это выполнил. Обещал, что у вас будет