следующий день я увидел в парке в конце аллеи две мужские фигуры в черном. Сидя на скамейке и

вооружившись русско-английским словарем, я читал Солженицына в подлиннике. После успешной

операции на мозжечок я передвигался по территории парка с тростью без сопровождения. Когда эти двое

поравнялись со мной, то в одном из них я узнал секьюрити Броуди, того, со стертым лицом. Колючий

презрительный взгляд ощупал меня, и устремился дальше. Вероятно, ему были заданы несколько другие

ориентировки для поиска фантома. Да, именно фантома! Он искал, но кого, и сам не знал. Озноб страха и

ненависти расползся по телу мелкой дрожью. Я был абсолютно беспомощен, и, если бы эти двое запихнули

меня в машину и увезли, это был бы конец. Они исчезли в здании санатория, пробыли там около сорока

минут. Затем вышли и остановились. Тот, обезличенный, осматривал территорию, второй энергично

натягивал кожаные щегольские перчатки, резко вколачивая ребром другой руки межпальцевые

промежутки. Он явно нервничал. Поиски не увенчались успехом.

Пару раз я выезжал в город, чтобы прогуляться возле воды. Был ноябрь. Опираясь на трость, я шел

вдоль океана. Песок, пресыщенный влагой, утратил свою сыпучесть. Отпечатки ног людей и собак – всех

тех, кто прошел здесь несколько дней назад, теперь замерли до первого снега. Скоро начнется зима с ее

штормами, приносящими кристаллические льдинки вместо снежинок. Бедные чайки! Мне всегда было их

жаль. Они сидели на камнях и смотрели на океан, почти, как я, только взгляд у нас был разный. Мой —

задумчивый, ностальгирующий, их – зоркий, выслеживающий рыбу. Я смотрел на океан и думал, что он

кажется безграничным, как сама жизнь. Садишься в лодку – и гребешь, гребешь, и работа эта рутинна,

однообразна, но берег есть. Берег неизбежен.

Я прогулялся по городу, наблюдая грустное очарование умирающей зелени. Для тех, кто впервые