И, навернув таки глушитель на ствол пистолета, Каин Младший наклонился к девочке, заглянул ей в глаза и прошептал:

— Наоми, ты здесь?

* * *

Ещё на лестнице Барти показалось, что он слышит голоса, доносящиеся из его спальни. Тихие голоса. Когда он остановился, чтобы прислушаться, голоса исчезли, а может, они просто ему послышались.

Конечно, Ангел могла сама включить говорящую книгу. Или, пусть куклы и остались внизу, пока он отсутствовал, она решила поболтать с мисс Пикси и мисс Велвитой. Для других кукол у неё были свои голоса, в том числе и для той, что сидела на стёганом чехле для чайника. Её Ангел назвала Смелли.

За свои три года Барти не встречал человека с более живым воображением, чем у Ангел. Он собирался жениться на ней лет через двадцать.

Даже вундеркинды не шли под венец в три года.

А пока, до того, как возникла бы необходимость готовиться к-свадьбе, у них было время, чтобы выпить апельсиновую газировку и рутбир и послушать «Доктора Джекила и мистера Хайда».

Барти поднялся на верхнюю ступеньку и проследовал в свою комнату.

* * *

После двух лет реабилитации Тому объявили, что здоровье его восстановилось полностью, сочтя случившееся чудом науки и силы воли. Но в тот момент у него сложилось ощущение, что лишь клей, верёвочки и скотч не позволяют телу развалиться на отдельные части. Работая руками, выбрасывая вперёд ноги, он ощущал каждый из восьми проведённых в коме месяцев и атрофировавшимися, но потом восстановленными массажем и лечебной гимнастикой мышцами, и обеднёнными кальцием, но потом обогащёнными этим элементом костями.

Он бежал, жадно хватая ртом воздух, шаги его, гулко отдающиеся от бетонного тротуара, распугивали птиц и кошек. Визжали тормоза, когда он на перекрёстках перебегал мостовую, не глядя по сторонам, не обращая ни малейшего внимания на легковушки, грузовики и носорогов.

Иной раз мысленным взором Том видел, что бежит он не по улицам Брайт-Бич, а по коридору общежития, где он служил воспитателем. Его отбрасывало в прошлое, в ту ужасную ночь. Он пробуждается от какого-то звука. Сдавленного крика. Думая, что голос этот ему снится, он тем не менее выбирается из кровати, берет фонарь и идёт смотреть, все ли спокойно в комнатах, где спят вверенные ему мальчики. Слабенькие лампы едва разгоняют мрак в коридоре. В комнатах темно, двери, согласно инструкции, приоткрыты, чтобы при пожаре не пришлось мучиться с тугим замком. Он прислушивается. Тишина. Заходит в первую комнату… и попадает в ад на земле. Два маленьких мальчика, живущие в одной комнате, конечно же, ничего не могут противопоставить взрослому мужчине, силы которого многократно увеличило безумие. Луч фонаря открывает мёртвые глаза, перекошенные лица, кровь. Другая комната — прыгающее пятно фонаря тоже фиксирует страшную смерть. Вновь коридор, движение в тенях. Фонарь выхватывает из темноты Джозефа Креппа, скромного, тихого, принятого на работу в Сан-Ансельмо шесть месяцев тому назад, с блестящими рекомендациями. Джозеф Крепп, улыбаясь, стоит в коридоре, с ожерелья из «сувениров» на пол капает кровь.