Большие, тяжелые, встревоженные женские глаза напряженно всматривались в лицо стоящего мужчины, в его шею. Нигде на этой шее, даже по краям, за ушами, не было видно ни одного участка обнаженной кожи. Вся кожа до воротничка была покрыта теми самыми коротенькими, шелковистыми, желтовато-черными волосками.

— Кстати, — сказал он, отворачиваясь и бросая на младенца взгляд, полный любви, — на таких крохотных детей оно оказывает даже более сильное воздействие, чем на взрослых, вроде меня. Ты только посмотри на нее, разве не так?

Взгляд женщины медленно переместился вниз и остановился на ребенке. Младенец голым лежал на столе — жирный, белый, словно впавший в коматозное состояние, чем-то напоминая гигантскую черву, завершавшую период своего личиночного развития и готовившуюся к тому, чтобы вскоре предстать миру с крыльями и жалом.

— Почему ты не укроешь ее, Мейбл? — спросил он. — Мы же не хотим, чтобы наша маленькая маточка простудилась.

Клэр и Майкл Липман Слишком легкое наказание

Клэр и Майкл Липман

Слишком легкое наказание

Комнату наполняла странная, абсолютная тишина, которую не нарушали естественные даже в столь поздний час едва уловимые звуки — легкое поскрипывание мебели, слабое потрескивание остывающих в камине углей, отдаленные сигналы машин, какие-то шорохи.

Я теребил пальцами узел веревки и неотрывно смотрел на молодую женщину, напряженно застывшую на фоне заставленной книгами стены. Внимательно вглядываясь в ее бледное и очень милое лицо, я не различал в нем ни малейшего признака каких-либо эмоций: ни страха, ни скорби, ни даже презрения. Наконец я накинул петлю себе на шею и слегка трясущимися руками затянул узел. Получилось туговато — я немного ослабил петлю. Тем временем мой мозг нескончаемой лавиной осаждали всевозможные мысли.

— Не волнуйся, Найда, это займет всего несколько секунд, — сказал я, стараясь не совершить ни малейшего движения, от которого могла рухнуть лежавшая под ногами кипа книг. — Только, пожалуйста, постарайся запомнить мельчайшие детали.

— Не надо, Эрик, — голос ее был под стать лицу — такой же блеклый, невыразительный.

Я никогда не мог до конца понять, какие мысли населяют этот бестолково организованный разум. По образу своего мышления Найда была совершенно непохожа на остальных женщин.

— Я должен это сделать.

— Ты постоянно это говоришь, но я не верю тебе. Ты специально это делаешь, чтобы только сильнее помучить меня.

— Найда, не веди себя как ребенок.

Легкая, милая улыбка тронула ее губы. Игриво? Ласково? Совсем как Мона Лиза. Тронула — и тут же исчезла, растворилась.