Губы мои спеклись, и трудно было даже прошептать что-то в ответ. Переживая все вторично, я опять волновалась, как тогда.
— Помню!
В том, что маленькая девочка влюбилась в своего учителя, не было ничего удивительного. Теперь, много лет спустя, я опять чувствовала себя этой маленькой девочкой. У Александра Евгеньевича была злокачественная опухоль, рак, и я знала: он скоро умрет. Рука его повернула глобус. В шестом классе мне грозила четвертная двойка по географии, тогда и появился этот глобус. Мы так же сидели вдвоем в пустом классе, и Александр Евгеньевич, поворачивая сине-голубой картонный шар, рассказывал мне одной о материках и о Великом океане, о том, сколько на планете живет людей. Только дверь теперь была заперта.
— Ты поняла? — наконец, сам прерывая молчание, спросил он.
Я отрицательно качнула головой. У него была мягкая улыбка, он немножко прищуривался, ему было неловко.
— Видишь ли, Анечка… — Ему было трудно говорить, и он говорил шепотом. — Я скоро умру… Конечно, ничего страшного в смерти нет, но я очень привязан к этой школе, а после смерти меня переведут на работу в другое место… Сама понимаешь… — Он помолчал. — Мертвые преподают только мертвым. Живые учат только живых. Такой у нас глупый закон…
— Но ведь я не умираю? — тоже шепотом спросила я. — Разве можно объединяться в… — Следующее слово далось мне с трудом. — В одно тело, если вы умерли, а я еще жива?
— Пока ты жива, это будет только твое тело, — сказал он. — Все подумают, что я ушел совсем. А ты через несколько лет вернешься сюда в качестве учителя… Ты согласна?
Он наклонился и поцеловал меня. Очень бережно, в губы, первый и последний раз.
Спустя три дня после нашего разговора в запертом классе Александр Евгеньевич умер. Это произошло в стационаре. А я сидела в своей комнате дома. Рядом на столе стоял унесенный тайком из школы маленький глобус. Я смотрела на глобус и никак не могла себе представить, что эта круглая штука через какое-то небольшое время станет частью меня.
«Может быть, она окажется в голове, — думала я. — Или в животе?»
Тикали, тикали часы… Я ясно почувствовала, когда сердце учителя остановилось, но ничего не случилось, только толкнуло болью в глаза.
— Нет! — сказала я себе и звонко хлопнула ладонью по глобусу. — Не вышло…
Глобус покачнулся и, медленно теряя форму, повернулся на своей черной кривой ноге. Мелькнули разноцветные материки и океаны… Мою комнату быстро заворачивало в мягкую темную паутину. Проявились голубоватые стены, белый яркий плафон, маски санитаров… Но это продолжалось одно мгновение, в следующую секунду я опять сидела у себя дома. Тикали, тикали часы. Только глобус исчез. Напротив меня на стуле не было ничего, только жирное пятно расплывалось в воздухе. Пятно было похоже на большую каплю сигаретного дыма. Меня била крупная дрожь, по лицу лился пот. Но я старалась не кричать. Потом я упала на постель лицом в подушку, в беспамятство.