Рви, я сказал!

Не торопись! Небось не ниточка гнилая, голыми руками не сделаешь!

Ближе и ближе чёрный зев. Оплавленный камень выплеснулся из рукотворной пещеры, растёкся вокруг.

Мне бы что тяжёлое сейчас… наковальню… цепь твою положить как бы, да камнем сверху…

«Примитив какой, – возмутился Нетопырь. – Тупые людишки! Не могут отрешиться от обыденности! Не умеют мыслить абстрактно! И кого только приходится использовать!..»

Цепи дрожали, больно врезаясь, как казалось Молли, в самую её душу.

Она не сотворила бы сейчас никакого заклятия, магия втянулась в неё, сжалась, стиснулась в тугой комок, словно камень…

Словно камень?!

Словно камень.

Ну, готовься, задыхаясь, прошептала она. Ещё немного, ещё чуть-чуть…

«А зачем тебе эта дыра? – забеспокоился вдруг Нетопырь. – Что, никак «наковальни» найти не можешь? Не нужна она тебе! Отрешись! Воспари! Иными глазами смотри…»

«У меня иных нету, – оборвала его Молли. – Какие уж есть, теми и смотрю».

Всё, пришли. Зияет тьма в жадно распахнутом рту земли.

Цепи Нетопыря натянулись совсем туго, вот-вот зазвенят, подобно струнам.

Замерли все одиннадцать остальных Зверей.

И ветер перестал дуть, и прибой застыл.

Цепи вплавлялись в туго свёрнутую магию Молли, раскалялись – или, вернее, ей самой так только казалось. Она словно чертила сложный чертёж какой-то машины, той самой лебёдки, да-да, лебёдки, паровой, большой мощности, какая и гору сдвинет, если понадобится.

Нетопырь замер тоже. Тоньше становятся цепи, словно и впрямь звенья их вплавляются в магию девочки, а «пустота» служит ледяным холодом, как при закалке металла.

Разогреть, охладить, снова разогреть…

Звенья слабеют.