(Средь звездного неба до Марса с Земли / летит бутерброд и бутылка шабли…)

Он беспомощно захихикал.

– Что тебя насмешило? Как это мило!

И он снова оказался в бальном зале. Горела люстра, и под звуки послевоенного оркестра кружились в танце пары, некоторые в маскарадных костюмах, другие в обычных вечерних нарядах… Вот только какая кончилась война? Разве теперь разберешь?

Нет, разумеется. Сейчас он был уверен только в одном: он танцевал с красивой женщиной.

Высокая, с каштановыми волосами, в облегающем платье из белого сатина, она нежно прижималась к нему грудью. Ее белая рука переплелась с его рукой. На ней была узкая, покрытая блестками полумаска кошки, а зачесанные набок волосы сверкающим каскадом ниспадали в узкое пространство между их почти соприкасавшимися плечами. Несмотря на пышную юбку, он порой чувствовал прикосновение ее бедра к своей ноге и постепенно пришел к твердому убеждению, что под платьем у нее ничего не было,

(так я лучше чувствую твое возбуждение, дорогой)

и у него действительно возникла эрекция. Если это смущало ее, она прекрасно умела скрывать свои чувства. Наоборот, прижималась к нему еще теснее.

– А если ничего не насмешило, разве это уже и не мило? – спросил он и снова захихикал.

– Ты мне нравишься, – прошептала она, а Джек подумал, что от нее неспроста исходит аромат лилий, цветов таинственных, прячущихся в поросших мхом расселинах, где царят тени, а солнце – редкий гость.

– Ты мне тоже нравишься.

– Мы могли бы подняться наверх, если хочешь. Предполагается, что я здесь с Харри, но он даже не заметит. Уж так ему нравится издеваться над беднягой Роджером.

Танец закончился. Раздались негромкие аплодисменты, а оркестр почти без перерыва заиграл «Настроение индиго» Дюка Эллингтона.

Джек посмотрел поверх ее обнаженного плеча и увидел Дервента, стоявшего у столика с охлажденными напитками. Девушка в саронге не отходила от него. Белое поле скатерти покрывали ведерки со льдом и бутылками шампанского, и Дервент как раз держал в руке только что откупоренную пенящуюся бутылку. Перед ним и девушкой в саронге быстро собралась группа смеющейся, развлекающейся публики. Роджер неуклюже ползал на четвереньках. Он волочил за собой вялый собачий хвост и лаял.

– Голос, мальчик! Голос! – командовал Дервент.

– Гав! Тяф! – отозвался Роджер. Все захлопали в ладоши. Некоторые мужчины сопроводили его лай одобрительным свистом.

– А теперь служить! Служить, песик!