Я уже собрался поддержать беседу сам, но в этот момент в дверях появился Стивенс-старший с заказанной Броуером бутылкой виски, а следом за ним ввалились Дэвидсон и остальные наши.

Дэвидсон предварил церемонию представления следующими словами:

«Я рассказал друзьям о вашей… маленькой причуде, Генри, так что можете не волноваться. Знакомьтесь, это Даррел Бейкер… Вот этот грозного вида мужчина с бородой – Эндрю Френч. И наконец, прошу любить и жаловать, Джек Уилден! А с Джорджем Грегсоном вы уже знакомы».

Броуер улыбался и кивал каждому – вместо рукопожатия. Достали покерные фишки и три нераспечатанные колоды карт, деньги были обменены на жетоны, и игра началась.

Играли мы часов шесть, и я выиграл где-то около двухсот долларов. Даррел Бейкер, игрок не особенно сильный, проиграл около восьмисот (и при этом и глазом не моргнул: еще бы, ведь отец его владел тремя крупными обувными фабриками в Новой Англии!); на остальных пришлось примерно поровну, за вычетом моего выигрыша. У Дэвидсона оказалось на несколько долларов больше, у Броуера – меньше. Впрочем, винить последнего в том было бы несправедливо – весь вечер карта ему шла из рук вон плохая. Причем несколько раз мне показалось, что он выигрывал блефуя – так хладнокровно и дерзко, как мне самому и не снилось.

И еще я заметил одну любопытную вещь: несмотря на то что к концу игры он в одиночестве прикончил целую бутылку виски, ни малейших признаков опьянения не наблюдалось. Речь оставалась членораздельной, умение играть в покер ни разу не подводило, да и идефикс по-прежнему при нем. Выиграв очередную партию, он не прикасался ни к разменным деньгам, ни к жетонам и, оставив все на кону, лишь просил записать на его счет. А когда Дэвидсон случайно поставил свой бокал рядом с его локтем, Броуер резко отпрянул, едва не разлив при этом свое собственное виски. Бейкер вытаращил глаза от удивления, Дэвидсон сделал вид, что ничего особенного не произошло.

Примерно за несколько минут до этого Джек Уилден заявил, что завтра утром, вернее уже сегодня, ему предстоит ехать в Олбани, а потому еще одна партия – и он выходит из игры. Сдавать вместо него сел Френч и объявил партию из семи карт.

Боже, как отчетливо и ясно помню я эту партию, хотя затруднился бы, к примеру, сказать, что ел вчера на завтрак или с кем завтракал. Свойство преклонного возраста, полагаю, и, однако же, уверен: будь тогда любой из вас там, с нами, он бы тоже очень хорошо запомнил эту партию.

Мне достались две червы рубашками вверх и одна – открытая. За Уилдена или Френча не скажу, но в том, что у молодого Дэвидсона имелся туз червей, а у Броуера – десятка пик, был уверен. Дэвидсон поставил два доллара – пять долларов в разовой ставке был наш предел, – и карты пошли по кругу. Я вытянул еще одну черву, таким образом, на руках у меня оказались уже четыре карты одной масти. Броуер взял валета пик, в пару к своей десятке. Дэвидсону досталась тройка, что не улучшило его положения. Однако он тут же поставил на кон три доллара.