Эти слова поразили, перевернули его. Он не испытывал ничего подобного, даже когда Питер догадывался, что у него на уме. Ее жалость причинила ему куда больше боли, чем его насмешки.
Она, должно быть, заметила отразившуюся у него на лице муку, только неверно истолковала ее. Эндер испытал огромное облегчение, когда увидел, что она все-таки способна неверно понять его. «Значит, во мне остались сокровенные уголки, куда никто, кроме меня, проникнуть не может».
– Ты стыдишься меня? – спросила она.
– Я теряюсь, – ответил он. – Все мое подсознание теперь выставлено напоказ. Но я не
Вэл слегка улыбнулась:
– Он хороший мальчик, просто решил, что поступает достойно.
– Да, – согласился Эндер. – Но он не понял этого.
– Нимбо не знал, что делает, – произнесла она. – Разве можно обвинять человека, когда он не понимает последствий собственных поступков?
Он знал, что она сейчас имеет в виду не столько Нимбо, сколько его, Эндера Ксеноцида.
– Такой человек ни в чем не виновен, – произнес Эндер. – Но все же на него ложится ответственность. Он обязан исцелить боль, которую причинил.
– Да, – кивнула Вэл. – Но не всю боль мира.
– Неужели? – усмехнулся Эндер. – А почему бы и не всю? Потому что как раз этим займешься ты?
Она рассмеялась, и звонкий детский смех прокатился по комнате.
– Ты нисколечко не изменился, Эндрю. Ни капельки.
Он улыбнулся ей в ответ, обнял и легонько подтолкнул назад, к свету комнаты. Сам он, однако, скрылся в темноте ночи и направился домой. Света на пути хватало, но пару раз он споткнулся, а один раз даже умудрился заплутать.
– Ты плачешь, – шепнула ему в ухо Джейн.
– Сегодня такой счастливый день, – ответил он.
– И знаешь, это ведь действительно так. Ты, по-моему, единственный, кто жалеет себя сегодня ночью.
– Что ж, замечательно, – сказал Эндер. – По крайней мере, хоть один такой человек нашелся.