– Что-то знакомое.

– Оба родителя были воспитаны в уже ставших малочисленными школах-интернатах, они видели, что их дочь страдала, решали перевести ее на домашнее обучение, хотели, чтобы она помнила о своем происхождении от коренных жителей, но отказывались покупать официальные материалы для домашнего образования или платить за стандартизированные тесты. Их упекли в тюрьму.

– Да, кажется, помню.

– Был крупный скандал. Столько родителей стало ушельцами! Тогда мы впервые организовали детские ясли в «Б и Б», нам пришлось адаптировать под себя обеспечение для беженцев, которое было разработано во время Третьей Арабской весны. Производственные системы выполняли проверки произведенных игрушек на безопасность и монтировали повсюду пеленальные столы.

– Я этого не застала. Работала в Университете.

– Да, верно.

– Там были дети, но только не в моей группе. Толпа лгбтэшников[110], наверное, была несколько враждебна к людям, хотевшим завести детей, вся эта фигня про «овуляшек»[111] казалась смешной, когда ты подросток, но в ретроспективе она кажется довольно дерьмовым посылом. Представляешь, что бы чувствовали Гретил и Ласка, если бы услышали наш разговор.

Ласка без особого труда родила двух мальчиков, но у Гретил был такой нервный срыв во время обоих родов, что ей пришлось покидать родильную палату. Мальчикам сейчас сколько? Шесть и восемь? Пять и восемь? Она была плохой почетной тетей, хотя любила обоих абстрактно и осторожничала, предпочитая держаться в отдалении от всех этих соплей, слюней и ералаша.

– На следующей неделе – день рождения Стэна.

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Отслеживаешь дни рождения всех, кого знаешь?

– Я дух домашнего очага. Рабочие обязанности. Установка напоминаний, их запуск при возникновении соответствующей темы, добавление контекста при близком приближении. Все дома это делают.

– Но ты же не куча кода, а личность. Странно, когда ты общаешься с кем-то, и этот человек начинает идеально вспоминать все, что связано с сиюминутным контекстом.

– Ты тоже так можешь, просто почини глаза.

Сейчас она практически ничего не видела в сумерках, приходилось делать текст очень большим. Многие люди делали операции, встраивали одновременно с этим дисплеи, все эти виртуальные и дополненные реальности, ради которых жили любители виртуальных очков, только очки уже были не нужны. Она еще ничего не сделала, так как технология стремительно улучшалась. Если она разрешит разрезать свои глазные яблоки лазером, то хотелось иметь гарантии, что это будет в первый и последний раз и ей не придется возвращаться через год для какой-нибудь важной модернизации. Она стойко держалась, пока ее зрение окончательно не упало.