– Да, – вызов пришел на ее индикатор, предназначавшийся только для семьи и друзей. Он не был известен никому с таким голосом.

– Где Натали Редуотер?

– А кто говорит? – конечно же, она знала.

– Это Джейкоб Редуотер. Ее отец.

Целое поле теории игр развернулось в голове Гретил. Она проигрывала различные гамбиты, применяла различные теории, пытаясь понять, что нужно Джейкобу Редуотеру. Несомненно, он знал о ее отношениях с Лаской, должен был знать о мальчиках, знал, что в мире живет Джейкоб Редуотер II. Он похитил Ласку, решил превратить ее в зотту, в Редуотера. Она ударила по самому слабому и больному его месту: по деньгам. И, конечно же, он был вне себя от ярости.

Его любовь к дочери поражала своей извращенностью. Гретель знала зотт в Корнелле, которые были спонсорами ее лаборатории. Она должна была ходить с ними на званые обеды, мероприятия по сбору пожертвований, тратить сотни часов на бессодержательные светские разговоры, за которыми решались самые важные дела, и все это время за ней наблюдал руководитель ее кафедры. С ними было довольно приятно общаться, и большинство было довольно умными собеседниками. Но в них… что-то было не так. И пока ее не терзали угрызения совести и она не думала о том, чтобы уйти из Корнелля, она не могла подобрать этому правильного названия: у них не было синдрома самозванцев. То есть у них не возникало и тени сомнений в том, что все их привилегии являются заслуженными. Мировая пирамида была устроена правильно. Важные люди были сверху. Неважные – снизу.

Если она скажет Джейкобу Редуотеру, что Ласка успела выскользнуть, воспользуется ли он своим влиянием, чтобы атаки на тюрьмы прошли еще жестче? Или он прикажет (а сможет ли?) подразделениям снять окружение с тюрем, чтобы преследовать Ласку? Потом пришла мысль, от которой повеяло холодком: а что, если Джейкоб Редуотер работает вместе с Надей? Может, Надя похитила Ласку в надежде получить еще какие-нибудь богатства Редуотеров?

Так можно извести себя до нервного срыва. Поэтому она шагнула напрямик:

– Что вам нужно?

– Я хотел бы поговорить со своей дочерью.

– Это невозможно, – она решила говорить правду, пусть и не всю.

– Мисс Йонсдоттир, я знаю, что вы любите мою дочь.

– Это истинная правда.

– Вам, наверное, трудно в это поверить, но я тоже ее люблю.

Ты прав, я в это верю с трудом.

– Я знаю, что вы по-своему любите ее, – она не хотела выказывать даже незначительную агрессию, но это вырвалось само. Как это могло у нее проскользнуть?

Он сделал вид, что не заметил, хотя она знала, что он услышал все, что нужно.