– Это зашло слишком далеко, – говорит мистер Уэлк, делая знак стражникам.

– Ты что же, хочешь сказать, что все они лгут? – спрашивает Майкл. – Они все?

Мистер Уэлк хватает его за локоть.

– Я понимаю, что ты хочешь сделать, и это благородно, но ты не ведаешь, что творишь. Эта ситуация может выйти из-под контроля.

Майкл вырывает руку.

– Или ты называешь лжецом меня? – восклицает он достаточно громко, чтобы слышали все. – А может тем самым ты говоришь, что никакого волшебства не существует.

– Не мели чепухи. – Мистер Уэлк фальшиво смеется. – Разумеется, волшебство существует. – Он сглатывает. – Просто я думаю, что главное здесь – это наша безопасность. – Он обращается к толпе: – Откуда нам знать, что она не придет к нам в наших сновидениях… не убьет нас во сне?

– У Тирни больше нет волшебства – я чувствую это, когда смотрю на нее, – говорит Майкл, стоя передо мной, но по-прежнему не глядя мне в глаза. – Подойдите… и посмотрите сами.

Мужчины подступают ближе, разглядывая каждый дюйм моего тела. Мне хочется выцарапать им глаза, но я заставляю себя стоять смирно.

– Хватит. Мне это надоело. – Мистер Уэлк машет рукой одному из стражников. – Принеси факелы.

Майкл бросает на отца испепеляющий взгляд.

– Я предупреждаю тебя – если ты сожжешь Тирни, то вместе с ней придется сжечь и меня.

От лица мистера Уэлка отливает вся кровь, и я вижу, насколько он любит своего сына: он готов стерпеть все – даже меня – лишь бы не потерять его.

– Я вот что скажу… – Он делает стражникам знак держаться поодаль. – Я сам осмотрю ее, – говорит он сквозь зубы, словно нахождение в непосредственной близости от меня вызывает у него физическую боль.

Я чувствую исходящую от него ненависть, но есть и нечто иное. Страх. Он теряет контроль над ситуацией, и мы оба это знаем. А как он сам изрек, когда сек меня розгой по заду в аптеке: «Отсутствие должного уважения – это скользкий путь».

– Мой сын говорит правду. – Сгорбив плечи, он поворачивается лицом к толпе. – Волшебство покинуло ее.