Ворота отворяются, и я возвращаюсь в реальность. Когда из ворот чинно, одна за другой выходят девушки, для которых наступил год благодати, я удивляюсь – они выглядят такими юными, такими хорошенькими, такими нарядными – и не скажешь, что их ведут на убой. Я вспоминаю, как возвращавшиеся девушки смотрели на нас самих, смотрели так, словно презирали, и думаю: а что теперь видят эти, новенькие? Могут ли они разглядеть, что мы не пожелали вести себя так, как те, кто отбывал этот год до нас, что мы постарались облегчить им жизнь?

Хотя у меня дрожит подбородок, я пытаюсь улыбнуться.

– Оберегайте друг друга, – шепчу я ветерку.

Последние девушки исчезают за поворотом, и я поворачиваюсь к открытым воротам.

Мои глаза наполняются слезами, возникает чувство, будто я припаяна к месту, но каким-то образом я все-таки продолжаю двигаться вперед. Быть может, это оттого, что меня окружают остальные, что я иду в толпе, а быть может, речь идет о чем-то более важном.

О наступающем для меня моменте истины.

Я чувствую, как на меня давит это бремя, чувствую каждым дюймом своего тела… и знаю – остальные девушки понимают, что возвращение в округ означает мой конец.

Когда мы выходим на площадь, люди вытягивают шеи, чтобы увидеть, кому из девушек удалось вернуться живыми. Кто-то вздыхает с облегчением, кто-то горестно ахает.

Юноши, даровавшие своим избранницам покрывала, встают перед ними с черными шелковыми лентами в руках. Я вижу перед собой носки дорогих сапог Майкла, но не смею поднять голову и посмотреть ему в глаза.

Четверо юношей выбирают девушек, которые заменят их погибших жен, но я слышу в толпе шепоток. И вижу, что перед Гертрудой стоит мистер Уэлк.

Он кладет руку на ее плечо, она отшатывается.

– Мы с сожалением сообщаем тебе, что минувшей зимой мистер Фэллоу скончался. Прими наши соболезнования.

Герти закрывает рот руками и судорожно втягивает в себя воздух.

– Посмотрите, как она расстроена, – говорит кто-то в толпе. – Я слыхала, что ее отправят работать на полях.

Она бросает взгляд на меня, и глаза ее радостно вспыхивают, но, увидев стоящего передо мною Майкла, она тут же забывает про свой тайный восторг.

И я понимаю – чем дольше я буду оттягивать неизбежное, тем тяжелее придется и мне… и всем нам.

Расстегнув застежку плаща, я сбрасываю его с плеч. И, когда изорванная шерсть падает на землю, вскидываю подбородок. Первый человек, которого я вижу, – это Майкл. Он стоит предо мной, и к лацкану его плаща приколота гардения. Тот самый цветок, который он выбрал для меня год назад, цветок, символизирующий чистоту. Он улыбается мне так же, как улыбался когда-то на лугу, стоя в рубашке с закатанными рукавами. Солнце отражается в его волосах, но вот осенний ветерок обдувает меня, истертая ткань сорочки облепляет мой выступающий живот, и я вижу, как от его лица отливает вся кровь, а в глазах отражаются потрясение и душевная боль.