Гибсон поднял руку:

– Тут много всего. Слушай, я хочу, чтобы ты понял одну вещь. Ты спас мне жизнь. Я могу это оценить, и ты будешь вознагражден. Тебе будет гарантировано трудоустройство. Твой звездный рейтинг? Не имеет значения. Теперь у тебя пожизненный статус в Облаке. Добс связывает с тобой большие планы. С этого дня твоя жизнь станет чуть легче. – Гибсон положил руку на стол. – Но мне за это от тебя кое-что нужно.

Пакстон затаил дыхание.

– Нужно вот что: выкинь все это из головы, – продолжал Гибсон. – Забудь о случившемся. Выходишь за дверь, и для тебя начинается хорошая жизнь. Ты никогда об этом больше не говоришь. Даже с Добсом. – Гибсон понизил голос: – Мне надо, чтобы ты понял, насколько для меня важно, чтоб ничего подобного не происходило.

Гибсон произнес это с улыбкой на лице. Но в голосе улыбки не было слышно.

– О том, что случилось с ней? – спросил Пакстон.

Гибсон презрительно усмехнулся:

– После того, во что она тебя впутала, тебе не все равно? Сынок, такой вопрос сейчас неуместен.

Пакстон вспомнил вчерашний вечер. Он едва не признался Циннии в любви. Вспомнил тепло и мягкость ее кожи, то, как она прикасалась к нему, ее губы. И все это время она планировала предать его.

Ее не убьют. Не смогут убить. Думать так просто смешно.

– Таково положение дел, – сказал Гибсон. – Я выйду за дверь и разберусь с этим. Я так понимаю, что мое предложение принято. Не хочешь сказать мне что-нибудь до моего отъезда? – Гибсон оглядел пустую комнату и улыбнулся. – Мало кто получает такую возможность.

Я – главный исполнительный директор «Идеального яйца». Я всю жизнь мечтал возглавлять собственную компанию. И я возглавил ее, но Облако погубило мое предприятие. Мне пришлось отказаться от своей мечты и приехать сюда, чтобы работать на вас. Я был главный исполнительный директор, а теперь я прославленный охранник. Любимая женщина предала меня, и в будущем меня ожидают лишь одиночество и хождение туда-сюда по променаду Материнского Облака. Такова моя награда.

– Нет, сэр, – сказал Пакстон, сжав кисти так сильно, что они побелели.

Гибсон кивнул: