Рейхсканцелярия подавляла не только тяжеловесным, еще лишь рождавшимся в Советском Союзе архитектурным обликом, но гулкой обширностью внутренних помещений, которые были созданы не в масштабе человека, а будто для гигантов, в существование которых, по общему мнению, свято верил фюрер, либо для расы, которая произойдет от истинных арийцев после того, как мир покорно опустится перед ними ничком.

Они поднялись на второй этаж и были встречены офицером СС, который вежливо, не спуская глаз с гостей, провел их в приемный зал, представляющий собой некое вместилище для гигантов, в котором голоса, казалось бы, должны разноситься, как в помещении пустого вокзала, но на самом деле пожирались самим воздухом и звучали приглушенно, словно собрались там не люди, а муравьи.

Там уже находился Шелленберг и рядом с ним среднего роста мужчина в черной эсэсовской форме со странным, будто бы вырезанным из бумаги лицом — у него был горбатый тонкий нос, узкий лоб, впритык к нему посажены глаза. Шелленберг, встретивший пришедших с обычной для него чуть робкой улыбкой, представил Андрея двухмерному человеку, фамилия которого оказалась Гейдрих, он был начальником Шелленберга и как бы членом политбюро, как попытался потом объяснить Фишер. Гейдрих пронзил Андрея глазками, а вот улыбаться он не умел, и потому губы лишь потерлись одна о другую и невнятно вымолвили:

— Рад познакомиться, господин Берестов. Вы многое сделали для рейха, и мы этого не забудем.

Слова Гейдриха перевел Фишер. Он волновался, словно Гейдрих уже догадался о происхождении его бабушки.

Вскоре вошел адмирал Канарис. Андрей не видел его после встречи на аэродроме и только теперь разглядел и признал, что лицо адмирала скорее приятное, но незначительное. Затем вплыл толстый человек в ладно скроенном голубом мундире и с несколькими орденами и знаками на груди. Андрей узнал Геринга по карикатурам Ефимова и Кукрыниксов в наших газетах — Геринг и на самом деле был похож на свои карикатуры, и это было странно, словно он должен был постараться и уйти от порочного сходства. Следом за Герингом шагали два пилота — Юрген Хорманн и Васильев, но Хорманн был в форме полковника, с Испанским крестом на груди, тогда как Васильев пришел в цивильном, не первой свежести смокинге и чувствовал себя, как показалось Андрею, не совсем уютно. На самом деле Васильев впервые в жизни должен был предстать пред очи фюрера Германии и, потеряв с возрастом значительную долю тщеславия, предпочел бы вместо этого оказаться в тихой уютной пивной.

Последним из известных Андрею (также по карикатурам) личностей Третьего рейха появился страшный руководитель СС Генрих Гиммлер, которого Андрей узнал по старомодному пенсне и скучному лицу агента внешнего наблюдения — таких любят во всех полицейских службах мира за их неприметность. Вместе с Гиммлером пришли две дамы. Одна была хороша мальчишеской, резкой, отчаянной красотой, которая редко привлекает мужчин, сразу чувствующих превосходство такой женщины в силе характера. Обнаружилось, как сказал Фишер, что это была кинорежиссер Лени Рифтеншталь, которая снимала лучшие в мире документальные фильмы. Лучше, чем ваш Дзига Вертов, заметил Карл, что говорило в пользу его эрудиции. С ней вместе шла другая красивая женщина, угадать в которой Альбину Андрею удалось, только когда женщины подошли совсем близко.