— Забыли, как всегда, поставить термометры?

— Нет, Иосиф Виссарионович, — обрадовался возможности исправить ошибку Мати Ежов, — термометры расплавились!

— Если расплавились, — сказал Сталин, — значит, надо было поставить другие термометры. Стойкие.

— Разрешите, я вам покажу пример? — Ежов вскочил — готовый бежать, исполнять, четко отстукивать каблуками по кабинету.

Но Ежов никуда не побежал, в дверях показался Вревский с чемоданом. Он понес чемодан к столу, и Сталин чуть отстранился, будто изготовился бежать. И Шавло понял, что у великого человека есть страх перед чемоданами, сумками и прочими возможными вместилищами смерти.

Ежов и Алмазов совместными усилиями поставили чемодан на дальнем конце длинного стола, так что Сталин мог расслабиться. Из верхнего кармана френча Алмазов достал ключик и открыл чемодан. В нем, словно куски домашнего сала, лежали предметы, завернутые в пергамент. Но что за предметы — Шавло не знал, потому что НКВД не информирует гражданских сотрудников о своих намерениях и действиях. Всей шкурой Шавло чувствовал — от чемодана исходит запах грозы.

Ежов вытащил один из свертков и пошел вдоль стола к Сталину, разворачивая его по дороге и улыбаясь, как будто там сейчас окажется слиток золота.

Он прошел за спиной Мати, и тот почувствовал словно ожог — инстинкт самосохранения завопил — беги!

Матя сидел неподвижно, напрягшись и побледнев.

Сталин перевел взгляд с приближающегося Ежова на Матю — он был интуитивен, — что-то его насторожило в физике.

Ежов бухнул перед Сталиным на стол блестящий растекшийся ком — такими иногда бывают золотые самородки.

— Это, Иосиф Виссарионович, — произнес он, — ответ по поводу температуры. Мы вам на память привезли. Убедительней любых слов.

«Они вытащили это из эпицентра, — понимал Матя. — Эта штука и этот чемодан испускают сейчас смертельную радиацию. Я попался между Сциллой и Харибдой…»

Матя спасал себя — и у него не было времени рассуждать.

— Иосиф Виссарионович, — сказал он хрипло. — Простите меня, пожалуйста.

В тот момент он не знал, что скажет дальше, — предупредит ли Сталина об опасности или убежит из кабинета.

И Сталин, не разгадав еще причины столь невежливого поведения ученого, еще более насторожился и готов был уже оттолкнуть от себя блестящий самородок, и Ежов сразу обернулся к Шавло — детские глаза наполнились мгновенной болью и упреком, Алмазов, сидевший рядом, больно наступил на ногу.

И Шавло понял, что выбора нет, потому что он сделал его раньше, еще на испытательном полигоне, когда позволил Ежову отправиться в пекло.