Матя еле успел договорить, как на том месте, где была вершина вышки, вспыхнул яркий свет — ослепительный даже на экране. Свет этот, почти не тускнея, начал распространяться, и вдруг кадр перекосился, вышка ушла из него…

— Что такое?! — крикнул Сталин.

И быстро ответил Ежов:

— Товарищ Шавло успел перехватить камеру — оператор временно был ослеплен.

— Говнюк, — сказал Сталин.

А тем временем горящее облако начало бешено клубиться, занимая весь экран и порываясь оторваться от земли, умчаться в небеса, унося с собой все, что попало в орбиту его кипения. Этот гигантский шар, размеры которого можно было лишь приблизительно ощутить в сравнении с предметами на Земле, лишь через несколько томительных секунд смог подняться ввысь, соединенный с землей лишь столбом — ножкой круглого, как сморчок, гриба.

— К сожалению, мы находились слишком близко к центру взрыва, — сказал Шавло, стараясь отстраниться от нового переживания тех минут. — Поэтому в кадре не помещается целиком весь взрыв.

— Но на фотографии есть! — почти прокричал Ежов. — Мы вам покажем!

Экран погас.

— Что случилось? — строго спросил Сталин.

— Меняем пленку, — сказал Шавло.

— Надо было больше пленки положить в аппарат, — строго велел Сталин, и никто не стал объяснять, что больше пленки в аппарат не поместится.

Когда экран загорелся вновь, он показал то, что только что было немецким городком.

От него почти ничего не осталось.

Груды кирпича, торчащие из них щупальца арматуры и обломанные зубы нечаянно устоявших углов. Но стены кирхи почему-то почти устояли. Правда, она лишилась колокольни. Ангар полыхал, а из десятка танков остались два — оба перевернуты, как детские игрушки…

Взгляд киноаппарата медленно перетекал от предмета к предмету, и в кабинете Сталина царило молчание, было тихо — даже на маленьком экране, приспособленном на стене над письменным столом, можно было угадать и осознать масштабы смерти, которую несло «взрывное устройство», изготовленное под руководством Полярного института при Наркомате внутренних дел СССР.

Наконец изучение убитого городка прекратилось, экран стал белым, включили свет. Алмазов начал перематывать пленку обратно.

Первым заговорил Сталин.

— Я надеюсь, — произнес он, — что вы, товарищи, знаете, как хранить эту кинопленку. В ваших руках находится один из самых главных секретов двадцатого века.

— Мы отлично понимаем это, Иосиф Виссарионович! — Ежов не мог скрыть торжества. Сталин понял величие их достижений!