На месте стража Зильи Тал спросил бы, не безответственно ли подвергать риску
Что до самого Тала, его давно не используемое чувство самосохранения приказало долго жить.
– Вперед, – сказал он. – Мне уже не терпится.
Тронный зал Тысячеглазой Госпожи был освещен лучами безупречного заката – красно-золотого, застывшего за миг до того, как мир погрузился во тьму.
– Нам светит солнце Старой Ормарии, – заметила Оранна. – А ведь с ее гибели прошло три тысячи лет.
–
Когда Ушмай не знала, что ей ответить, она цитировала Писание, но в данном случае строки оказались уместными.
–
Убранство тронного зала было простым, как и во всей башне. Огромная, высокая, пустая комната из холодного серого камня. Здесь не было никаких украшений, но она в них и не нуждалась – ее освещал кровавый свет.
В молодости Пентравесс захаживал в этот зал. Здесь он искал покровительства Ирискаваал, и она сделала его великим. Она питала его, не иссушая.
Пентравесс и Тысячеглазая Госпожа не были исключением из правил. То, то случилось однажды, может случиться вновь. Это они создали мир таким, каким он стал. С помощью знаний, сохраненных в Реликварии, Оранна и Неназываемый смогут по своему желанию изменить его.
В дальнем конце комнаты, под апсидой, стоял длинный стол, а на нем – кубок. Достав Реликварий из кармана, Оранна поставила его на стол. Едва ли он откроется просто так – и действительно, не открылся.
На стене над столом, будто зеркало в раме, висела огромная каменная плита, отполированная до зеркального блеска. Нечто похожее висело и в Пустом Монументе, но там был обсидиан, а здесь – зеленый хризопраз. Все подобные святилища устроены по одной схеме: алтарь, чаша для подношений, зеркальная поверхность. Готовая машина для прорицания. Единственное, чего не хватает, – достойного подношения.
Карсажийцы кормили своих богов, будто младенцев, хлебом, молоком и прочей пищей. Младшие божества выживали на меде и морской воде. Но Тысячеглазая, как и Неназываемый, была древней богиней, и ей нужны были жертвы посерьезнее.