Дверной проем был пуст. Ничто не мешало им войти прямо в башню. За порогом виднелся проход, который, по всей видимости, вел в большой зал. Оглянувшись на искалеченный пейзаж, она снова подумала о том, как они ничтожны, как открыты чужим взглядам, и как мало знают о том, во что ввязываются. Шутмили проследила за ее взглядом.

Легче не станет. Колебаться бесполезно. Ксорве переступила порог.

Внутри башня выглядела совсем иначе. Шутмили пробурчала что-то об истончении.

Там были колоннады, витые лестницы, огромные галереи поверх других галерей. В воздухе висели витиеватые каменные свитки, похожие на водоросли. Иногда казалось, будто они пробираются сквозь затопленный сад, иногда – будто бредут по трущобам и крышам разрушенного города. Выглядело это так, словно один дворец врезался в другой.

Ксорве чувствовала то, что чувствовала раньше – в крипте Дома Молчания и в глубинах Пустого Монумента. Здесь присутствовало что-то древнее и знающее, и им позволяли оставаться здесь только потому, что они были слишком незначительными фигурами.

Ксорве не хотелось в этом признаваться, но это место обладало некой притягательностью. Несмотря на холод и темноту, в его архитектуре было что-то ужасно правильное. Она была рождена для таких мест. В том, чтобы вернуться в дом древнего божества, было что-то знакомое – вроде давно зажившей раны.

Сначала Тал гордился собой. Если не смог раздобыть Реликварий самостоятельно, попасть на борт имперского боевого корабля – не такой уж плохой вариант.

Ему даже нравилось первые несколько дней на фрегате. Следовало догадаться, что это плохой знак. Все на борту «Спокойствия» с давних пор ненавидели друг друга и не особенно это скрывали. Едва сдерживаемое недовольство карсажийцев вскипало вокруг Тала, и он с радостью погрузился в него, словно в горячий источник.

Офицеры и члены экипажа ненавидели инквизиторов. Инквизитор Канва не любила экипаж и просто презирала инквизитора Цалду, который отвечал ей недоверием.

Адепты квинкурии Бдения, кажется, были единственными, кто никого не ненавидел. От их молчаливой вездесущности у Тала бегали мурашки по коже – и все стало еще хуже, когда инквизитор Канва велела, чтобы один из них всюду следовал за Талом по пятам. От звука шагов в мягких туфлях ему хотелось кричать.

После трех дней пребывания на борту инквизитор Канва снова позвала его в свою каюту. Четыре адепта Бдения стояли перед столом вместе с четырьмя стражами. Проводив Тала в каюту, пятый Адепт занял свое место рядом с ними. У Тала был выбор: глядеть в глаза Канве или смотреть на адептов. Адепты выглядели жутковато, но всякий раз, когда он смотрел на Канву, ему тут же вспоминался генерал Псамаг в тот момент, когда тот собирался скормить кого-нибудь змее. Весь этот яркий, безумный энтузиазм.