Трудно было сказать, в какой момент умерла Канва Жиури и умерла ли она вообще. Ее тело было изуродовано трансформацией. Если бы не отсутствующее выражение на лице Шутмили, это можно было бы принять за игру. В воздухе вокруг нее мерцали темные спирали, и Ксорве вспомнилось: Зинандур пытается найти путь обратно в миры смертных. Я могу стать вратами, через которые она вернется.

Ксорве плевать хотела на богиню-дракона, ее волновало, переживет ли это Шутмили. Тело протестовало, но она смогла перевернуться на живот и приподняться. Она не знала, сколько времени это заняло – секунды, минуты, часы?

Зато с Канвой точно было покончено. Неузнаваемое тело на крыше было усыпано драгоценными камнями, раны покрыты золотом. Шутмили неподвижно стояла над ней, тяжело дыша. Стеклянный меч валялся на бетоне – в какой-то момент она, казалось, решила использовать только руки. Ее окружали призрачные щупальца, которые колебались при каждом движении.

Ксорве села. Ей хотелось, чтобы Шутмили повернулась к ней и сказала что-нибудь – пусть даже «Уходи, Ксорве» – что угодно, лишь бы увериться, что это по-прежнему Шутмили.

Шутмили открыла рот, но так ничего и не произнесла. Ее била дрожь. В конце концов, она, кажется, начала молиться.

Ксорве удалось встать на ноги, и тут она заметила движение на другой стороне крыши. Кто-то поднимался по другой лестнице. Белый халат, черная маска, голубой пояс – еще один адепт Бдения.

– Шутмили! – крикнула она. – Берегись!

Глаза Шутмили потемнели, и она подобралась.

Ксорве бросилась к стеклянному мечу и схватила его. Чувство равновесия почти полностью вернулось к ней. Она не позволит Шутмили сражаться в одиночку, пусть даже против такого врага от нее немного пользы.

– Отступница, – сказал адепт. Его голос был искажен невообразимой болью. Он шел, спотыкаясь и прижимая руку к груди, прикрывая призрачную рану.

При звуках его голоса изуродованное тело Канвы пошевелилось. Оно неожиданно проворно поползло в сторону Шутмили, выворачивая конечности так, как они никогда не сгибались при жизни, – и, наконец, встало. Позади, будто кишки, волочились нити жемчуга.

– Она моя, – сказала Ксорве и бросилась вперед.

Такая схватка была ей куда понятнее. Все тело Ксорве ныло, форма и вес стеклянного меча были непривычными, но зато перед ней был враг, которого можно ударить, отбросить, сразить. Воскрешенная была медленной, неповоротливой и полусформированной, и хотя Ксорве не была уверена, что ей удастся ее упокоить, она хотя бы понимала, что делает в каждое мгновение боя. Это ничем не напоминало сражение между Шутмили и Бдительным.